Франсуа Керсоди - Герман Геринг: Второй человек Третьего рейха

Все это не удивит тех, кто помнит о речи 31 марта 1932 года. Но Шпеер добавил очень тонкое суждение: «По правде говоря, Геринг совсем уж не оторвался от реальности. Время от времени я слышал от него весьма трезвые оценки нашего положения. Но почему-то он вел себя как типичный банкрот, который старается до самого последнего момента обманывать кредиторов, обманывая при этом самого себя».

Несомненно, так и было, но положение дебитора в украшенном галунами мундире ухудшалось по мере того, как летчики союзников все увереннее хозяйничали в небе над Германией. В сентябре Королевские ВВС наносили удары в основном по Бохуму, Касселю, Магдебургу и Хагену, где находились заводы по производству авиационных двигателей. В октябре британцы принялись бомбить Эмден, Мюнхен, Франкфурт, Бремен, Мюнстер, Швайнфурт, Ганновер, Лейпциг и Мариенберг, где сборочные цеха «Фокке-Вульфа» оказались разрушены почти полностью. В начале ноября союзники подвергли «ковровым бомбардировкам» Регенсбург, нанеся сильные повреждения заводу фирмы «Мессершмитт». Союзные самолеты вновь появились над Берлином и разбомбили множество служебных зданий, включая здание «Центра исследований»… Британские бомбардировщики были оснащены прекрасными приборами прицеливания и, главное, новыми радарами H2S, работавшими в сантиметровом диапазоне. Но немецкие ученые постоянно соперничали с британскими коллегами, и вскоре ночные истребители Хе-219 и Ме-110 были оснащены передатчиками помех «Родерих» и бортовыми радарами «Лихтенштейн S2», которые позволяли обнаруживать противника, несмотря на помехи, появляющиеся из-за сбрасываемых лент фольги. А также 21-миллиметровыми ракетными установками, поспешно установленными, но оказавшимися весьма эффективными. Так что налеты стали обходиться все дороже для авиации союзников [527], но они смогли существенно замедлить работу немецкой промышленности. Так, после второй бомбардировки Швайнфурта 14 октября Германия лишилась 67 процентов производства шарикоподшипников. Немцам пришлось срочно перемещать заводы из городов в восточные оккупированные территории, что непременно приводило к серьезным перебоям в работе, и без того уже сильным.

Однако Мильх со Шпеером продолжали творить чудеса: в течение восьми месяцев 1943 года было выпущено 7600 истребителей, и в этот же период осуществлялись испытательные полеты новых, еще более современных, типов самолетов. Это были ночной бомбардировщик Хе-219 «Филин» с шестью пушками калибра 20 и 30 миллиметров; тяжелый истребитель с двумя тандемно расположенными двигателями До-335 «Стрела» (максимальная скорость 758 километров в час), тяжелый двухмоторный бомбардировщик Ю-388, который мог летать на высоте 13 440 метров вне досягаемости любого вражеского истребителя, а также тяжелый истребитель-бомбардировщик Ме-410 «Шершень», вооруженный четырьмя пулеметами и двумя 20-миллиметровыми пушками. Состоялись также первые полеты реактивного истребителя Ме-262, разогнавшегося до 850 километров в час, компактного ракетного ракетного истребителя-перехватчика Ме-163 «Комета», достигавшего скорости 960 километров в час, и реактивного бомбардировщика «Арадо-234», имевшего крейсерскую скорость 740 километров в час и поднимавшегося на высоту 10 000 метров. По летно-техническим характеристикам Ар-234 намного превосходил даже самый последний по времени разработки американский бомбардировщик Б-29 «Суперфортресс». Но некоторые из этих современных самолетов еще представляли собой прототипы [528], другие находились на испытательных стендах, а те, что были поспешно запущены в производство, в частности Хе-219 и Ме-410, требовали серьезных доработок… Что касается уже испытанных временем типов самолетов, они приближались к пределу своих возможностей: получив усиленную броню и максимум оборудования, Ме-109 и ФВ-190 потеряли в скорости и скороподъемности [529], а установка на них все более мощных двигателей привела к значительному увеличению расхода горючего, ограничив тем самым их и без того небольшой радиус действия…

Несомненно, статс-секретарь Министерства авиации и министр вооружений и военной промышленности смогли бы добиться в конце 1943 года бóльших результатов, если бы им приходилось отражать только атаки противника. Но они также были вынуждены подчиняться приказам своих руководителей, представлявших не меньшую опасность… В тот период Гитлер, согласно свидетельствам его окружения, выглядел необычайно мрачным, и ему было от чего погрузиться в тяжелые раздумья: вермахту не удалось удержать «Днепровский вал», и Красная армия 14 октября освободила Запорожье, 25 октября взяла Днепропетровск, а 6 ноября вошла в Киев. Собранные под Киевом 1150 самолетов люфтваффе ничего не смогли противопоставить армадам русской авиации, тем более что немцам приходилось покидать один за другим свои аэродромы из-за продвижения Красной армии. Русским удалось также овладеть последними позициями немцев на Кубани, разгромив при этом несколько полевых дивизий люфтваффе [530]. В Италии силы союзников взяли Неаполь и в начале ноября подошли к «линии Густава», последнему серьезному рубежу обороны перед Римом, для прикрытия которого у 2-го воздушного флота не было ни сил, ни средств. На юге Европы, как и на востоке и на западе, люфтваффе полностью лишилось господства в воздухе.

Такое положение можно было посчитать катастрофическим для армий рейха, но Адольфа Гитлера больше всего беспокоили бомбежки немецких городов, которые он воспринимал как личное оскорбление. Ведь они не только наносили серьезнейший ущерб промышленному потенциалу, но и разрушали его любимые здания [531]и ежедневно демонстрировали немецкому населению, что «тысячелетний германский рейх» не в состоянии его защитить. Это и было причиной ставших уже привычными поступков Гитлера. Он приказал усилить ПВО: от зениток было мало толку, но зато их пальба говорила народу, что его все-таки защищают. И снова решил большую часть ресурсов люфтваффе направить на строительство бомбардировщиков, потому что продолжал верить в то, что Королевские ВВС прекратят налеты, если ответные удары по британской территории окажутся достаточно устрашающими. И наконец, как водится, каждая удачная бомбардировка союзников записывалась фюрером на дебетовый счет руководства люфтваффе вообще и рейхсмаршала в частности.

К осени 1943 года Герман Геринг, казалось, вышел из состояния летаргии. Он по-прежнему довольно редко посещал ставку фюрера, но зато стал чаще появляться в своей ставке. Это не очень обрадовало статс-секретаря Эрхарда Мильха и нового начальника Генерального штаба люфтваффе Гюнтера Кортена [532], поскольку рейхсмаршал сохранил привычку вмешиваться вовремя и не вовремя в их работу, проявляя внезапные приступы активности и полную свою некомпетентность. Это приводило к комическим стычкам с командующим истребительной авиацией Адольфом Галландом, который несколько раз подавал рапорт об отставке [533], а также стало причиной снятия с поста генерал-инспектора ночной истребительной авиации генерала Каммхубера. К тому же отношения между Герингом и Мильхом, вот уже несколько лет и без того натянутые, вскоре испортились окончательно. Исполняя практически всю работу в министерстве, статс-секретарь считал себя истинным командующим люфтваффе и выказывал презрение к помпезному дилетантизму Геринга. И именно с Мильхом фюрер чаще всего обсуждал все технические вопросы, касающиеся авиации. Мало сказать, что это злило Геринга. Поэтому-то рейхсмаршал и собрал вокруг себя команду преданной ему молодежи и не упускал случая, чтобы унизить статс-секретаря Мильха, не доводя до того многие свои решения. Короче говоря, делал то, что ничуть не повышало эффективность немецкой авиации.