Владимир Шубин - Горячая «холодная война»: Юг Африки (1960-1990 гг.)

Руководство АНК трезво оценивало обстановку. Даже во время мощного и быстрого подъема массового движения, вопреки разного рода домыслам, распространявшимся много позднее, оно не ожидало немедленной победы, полагая, как выразился Слово, что «у Южной Африки свой путь борьбы за власть. Политические факторы здесь играют более важную роль, чем в других африканских странах. Хотя нельзя назвать дату, страна уже вступила в период, когда есть возможность сочетать массовую борьбу в общинах (по месту жительства) с общенациональными всеобщими забастовками, подпольной и вооруженной борьбой, с тем чтобы в обозримом будущем добиться крупных перемен» [1110].

В середине десятилетия тауншипы стали «взрываться» один за другим, и даже чрезвычайное положение, введенное властями в ряде районов в 1985 г., а затем по всей стране в 1986 г. не смогло покончить с массовым движением протеста.

Новый этап борьбы сказывался и на подготовке подготовки кадров АНК в СССР, проводившейся по специальностям, определяемым руководством организации в консультациях с советскими военными в Анголе и в Москве по двум основным направлениям. Первое – это подготовка кадров, способных создавать и развивать структуры вооруженного подполья. После обсуждения этого вопроса с Оливером Тамбо в ГДР (я посетил его там в госпитале в августе 1986 г.) было принято решение увеличить до 60 число бойцов, принимаемых ежегодно на подготовку в «Северном учебном центре» (такое же количество было выделено и для СВАПО). В обстановке чрезвычайного положения и роста репрессий Джо Модисе и Ронни Касрилс, начальник военной разведки (и тоже будущий министр) особо попросили включить в программу их подготовки методы перехода от легальной деятельности к подпольной.

Знания и навыки, приобретенные членами АНК в СССР и с советскими инструкторами в Анголе, несомненно, помогали им в условиях подполья [1111]. Но действовать «по учебнику» в реальных условиях было нелегко. Друзья из АНК говорили нам: «Ничего, что бойцы «Умконто» не всегда соблюдают правила, враг тоже их знает». Да и нам иногда приходилось их нарушать. Когда наша делегация в 1984 г. вылетала домой из Лесото через Мозамбик, в последний момент, на аэродроме советник недавно созданного там посольства СССР передал мне конверт, который находившиеся там члены АНК просили передать своим товарищам в Мапуту. Более того, на конверте было написано имя адресата – Джекоб Зума (нынешний президент ЮАР тогда возглавлял там представительство АНК), а по пути в Мапуту самолет совершал посадку в аэропорту Матсапа в Свазиленде. Правда, у меня был дипломатиче ский паспорт, но у нас с этой страной не было дипломатических отношений, а южноафриканские спецслужбы действовали там практически так же свободно, как в ЮАР. «Но, с другой стороны, – продумал я, может быть, от этого письма зависит чья-то жизнь, так что нужно рискнуть».

Во-вторых, руководство АНК и особенно Джо Модисе все настойчивее ставили вопрос об обучении владением сложной техникой, в том числе авиационной и морской. Однако, как правило, в СССР готовили специалистов по такой технике, которая уже была поставлена или запланирована к поставке в соответствующие страны. Но к 1986 г. Международному отделу и тем в Министерстве обороны, кто непосредственно занимался АНК, удалось убедить высшее военное руководство начать такую подготовку южноафриканцев. Становилось все яснее, что режим апартеида обречен и что АНК нужно иметь квалифицированных специалистов по всем родам войск.

Так что в 1986 г. первая группа бойцов «Умконто» прибыла в Перевальное для прохождения трехгодичного курса офицеров-мотострелков, а начиная с 1987 г. к длительной, до пяти лет учебе их товарищи, в том числе будущие летчики и моряки, приступили в нескольких военных училищах. Кроме того, в ноябре 1986 г. после беседы с М.С. Горбачевым (о ней будет сказано позднее) Тамбо вместе с Модисе и Хани встретился с представителями советских органов безопасности и поставил вопрос о подготовке соответствующих специалистов для АНК в СССР.

Все эти действия Москвы были контрастом политике «конструктивного участия», проводившееся в 1980-х гг. Вашингтоном по отношению к ЮАР. Этот курс предельно ясно был выражен самим президентом Рональдом Рейганом: «Можем ли мы бросить страну, которая стояла за нами в каждой войне, которую мы вели. Страну, имеющую важнейшее стратегическое значение для свободного мира из-за своих минералов, которые нам нужны?» [1112].

Отповедь Рейгану дал президент АНК в интервью американскому журналу: «мы стояли вместе с Советским Союзом и силами союзников в борьбе против нацизма во время Второй мировой войны. Советский Союз и другие социалистические страны стоят рядом с нами сегодня в борьбе против самой системы апартеида и ее лидеров… придерживающихся нацистской идеологии и практики» [1113].

Параллельно к расширению сотрудничества с АНК и особенно помощи ему в военной области и в организации подполья, Москва стала стремиться к установлению контактов с легальной демократической оппозицией в ЮАР. В 1981 г. было принято решение ЦК, предусматривавшее возможность установления связей с такими силами. Более того, советским представителям предлагалось «не чураться» и протокольных контактов с официальными представителями ЮАР.

Хотя это решение в принципе было правильным, оно было несколько преждевременным, поскольку в начале 1980-х гг. легальная оппозиция была еще слабой и любой контакт с Москвой мог сделать ее уязвимой, а расширение агрессивных действий и ЮАР против Анголы и других «прифронтовых» государств в начале 1980-х гг. не способствовало даже протокольным контактам с Преторией.

Исключения были весьма редкими и в основном вызывались необходимостью принятия мер по вызволению советских граждан, захваченных или САДФ, как в случае с прапорщиком Николаем Пестрецовым, попавшим в плен во время так называемой «Операции Протея» на юге Анголы в августе 1981 г., или клиентами Претории – УНИТА и РЕНАМО.

Кроме того, Москва несколько раз посылала Претории предупреждения, обычно через представительства двух стран при ООН в Нью-Йорке. Например, в ноябре 1983 г. было ясно заявлено, что если ЮАР будет продолжать агрессию против Анголы, советская помощь этой стране возрастет. «Пик» Бота был вынужден с сожалением отметить, что послание означало лишь предупреждение о том, что Москва «рассматривает вопрос о Намибии в более серьезном свете, чем когда-либо» и считает «неприемлемой» оккупацию ЮАР ее территории и поддержку Преторией УНИТА [1114]. Между прочим, Честер Крокер цитирует точно это послание в своих мемуарах, и это еще раз подтверждает, насколько тесными были связи между США и ЮАР в этот период. Однако он совершенно неверно истолковал значение послания, утверждая, что Москва пыталась «открыть канал» для обсуждения африканским вопросов со США «без того, чтобы просить» их об этом или «блефуя, удалить Преторию из Анголы» [1115].