Бенгт Янгфельдт - Рауль Валленберг. Исчезнувший герой Второй мировой

О том, что Валленберг при переходе через фронт взял с собой крупную сумму денег и большое количество ценностей, есть множество свидетельств. Так, Вильмош Лангфелдер упоминает “значительную сумму”. По воспоминаниям представителя компании “Шведские спички” в Будапеште, господина Ямника, у Валленберга, когда он 6 декабря отправился в Пешт, с собой был чемодан с “значительной суммой в долларовых банкнотах и большим количеством украшений”. Лайош Байюс, с 26 декабря работавший охранником Валленберга, сообщал, что тот “взял с собой огромное количество ценностей, 15–20 кг золотых украшений и много сотен тысяч пенгё, а также твердую валюту”.

Одиннадцатого января Карой Сабо заехал за Валленбергом в Hazai Bank . Оттуда они поехали на улицу Ваци, 70, где проживало несколько подзащитных. Валленберг записал их просьбы, попрощался с Сабо и объяснил, что съедет из Hazai Bank , поскольку более не чувствует там себя в безопасности. Он попросил Сабо вместе с Салаи делать все, что те смогут, для шведских подзащитных. В тот же день в подвале банка Валленберг попрощался со своими ближайшими сотрудниками – Гуго Волем и Вильмошем Форгачем. Последнему запомнились его прощальные слова: “ Meine Herren! Können wir noch etwas tun? ” [74]Все согласились, что больше ничего сделать нельзя, и Валленберг уехал.

Попрощавшись с сотрудниками в Hazai Bank , Рауль с Лангфелдером поехали на улицу Бенцур, 16. Дом, в котором помещался филиал Красного Креста, находился в районе, куда вот-вот должны были войти части Красной армии, с которой Валленберг хотел как можно скорее вступить в контакт. Кроме того, за ним охотились, и он надеялся уйти из того района Будапешта, который все еще контролировался нилашистами и немцами.

На улице Бенцур, 16, в настоящий момент располагается посольство Австрии в Будапеште.

Большой дом принадлежал капитану Ласло Очкаю, который передал часть его в распоряжение транспортного отдела Международного Красного Креста – отдела Т. Здесь располагалась и бригада евреев, занятых сбором одежды. В бригаде, возглавляемой Дьёрдем Вильгельмом, сыном Кароя Вильгельма из юденрата, было около 30 молодых людей нееврейской внешности. Одетые в пилотки летчиков с эмблемой Красного Креста, с нарукавными повязками французского Красного Креста, они по поручению Красного Креста выполняли задания по транспортировке вещей. Как только Валленберг появился на улице Бенцур, он устроил в двух комнатах контору шведской миссии. Но, поскольку в кварталах вокруг шли бои, он и сотрудники отдела Т в основном проводили время на кухне, находившейся в подвале [75].

Двенадцатого января Валленберг посетил дом на улице Уллёй, где в последний раз подписал несколько охранных паспортов. Когда его попросили продлить временные паспорта, срок действия которых истекал 15 января, он заявил, что, на его взгляд, в этом уже нет необходимости. Прощаясь, он указал на разрушения на улице и сказал: “Это исторический момент. Я подписал охранные паспорта на руинах Сталинграда”.

В тот же день Валленберг в последний раз был в убежище в ратуше, чтобы встретиться с Палом Салаи. Он обратился к Салаи с той же просьбой, которую накануне высказал Сабо, – сделать все возможное, чтобы помочь подзащитным. Он также попросил его после освобождения прийти к нему на улицу Уллёй, откуда они вместе отправятся к маршалу Малиновскому. “После этого как можно быстрее я возьму вас обоих [Салаи и Сабо] с собой в Швецию и представлю королю”.

Во второй половине дня Валленберг поехал в швейцарскую миссию взять документы и деньги – около 200 тыс. пенгё, которые хранил там. Миклошу Краусу он повторил то же самое, что сказал Салаи, – что постарается добраться до ставки Малиновского в Дебрецене, где 21 декабря было образовано временное правительство Венгрии. Поскольку Швеция представляла интересы Советского Союза в Венгрии, Валленберг надеялся, что будет встречен должным образом и что его желание поскорее освободить гетто будет воспринято положительно. Он опасался, что в противном случае нилашисты и немцы в последний момент попытаются уничтожить всех жителей гетто. Краус, наоборот, умолял Валленберга не переходить к русским.

Утром 13 января на противоположной стороне улицы Бенцур были замечены первые советские солдаты, в середине дня они вошли в помещение отдела Т. Некоторые были пьяны. Они вскрывали консервные банки штыками, а пианино использовали как уборную. Валленберг был вне себя – по словам Андора Вереша, одного из сотрудников отдела Т, его было просто не узнать. Он потребовал назначить встречу с более высоким командованием, и в тот же день, чуть позже, на улице Бенцур появился полковник Я. Дмитриенко, который, согласно свидетельству другого служащего Красного Креста, Белы Реваи, отнесся к шведу “с большой почтительностью”. Дмитриенко был начальником политуправления 151-й стрелковой дивизии. Вереш описывает его как “очень симпатичного человека” [76]. Переводили Ревай, знавший румынский язык, и один офицер из Бессарабии, переводивший для Дмитриенко с румынского на русский. Валленберг объяснил, что он шведский дипломат, и предъявил документы. Согласно одному из них, он являлся поверенным в делах на освобожденных русскими территориях Венгрии [77].

То, что Валленберга встретили с почтительностью, неудивительно. В телеграмме от 2 января Генеральный штаб Красной армии дал распоряжения маршалам Малиновскому, командующему 2-м Украинским фронтом, и Толбухину, командующему 3-м Украинским фронтом, обеспечить охрану персонала шведской миссии. Телеграмма была результатом письма шведского посланника в Москве Стаффана Сёдерблума советскому замнаркома иностранных дел Деканозову, в котором сообщилось, что члены шведской миссии “скрылись в подполье”, после того как венгерское правительство угрожало им насильственной эвакуацией. Поэтому он просил “сообщить [об этом] советским военным властям с просьбой после освобождения города оказать членам миссии помощь”. Все сотрудники, включая Асту Нильсон, были перечислены пофамильно.

Валленберг заявил Дмитриенко, что крайне заинтересован как можно скорее вступить в контакт с советским военным командованием, но путаница с языками сделала общение затруднительным. Он, однако, добился того, что два советских солдата остались охранять здание. Вечером на кухне был устроен небольшой ужин, и Валленберг и Дмитриенко побеседовали. Речь Валленберга, согласно свидетелям, была “формальной”.

На следующее утро в 8:00 Дмитриенко послал рапорт начальнику политуправления 7-й гвардейской армии. В нем он сообщил, что Валленберг и его водитель находятся “в занятом нами доме № 16 на улице Бенцур”, в то время как остальные сотрудники миссии остаются в Буде. “Судьба этих лиц неизвестна, – писал он в рапорте. – Рауль Валленберг и шофер охраняются”. Согласно рапорту Дмитриенко, Валленберг сообщил, что миссия “защищает в Будапеште интересы лиц еврейской национальности проживающих центральной гетто и так называемой чужой гетто [ sic ]”. Он также передал текст на немецком языке, в котором сообщил, что “находится на занятой нами территории, все остальные члены и особа по фамилии Нельсон [ sic ] на [не] занятой территории”. Этот текст он попросил направить телеграфом в Стокгольм. На отдельном листе чьей-то рукой написано: “Пока никуда не отпускать, телегр. никуда не передавать”.