Эдуард Дроздов - «Черный Ворон»

— Н-нет...

— Тогда поехали.

Мария жила в общежитии с двумя подругами. Девушки рассказали:

— Так она же деньги с собой брала! Тысячу рублей. Ей сестра обещала костюм достать.

— Я их видела! Сверху сотенные были. И завернула их она в газету, мы на троих «Комсомольскую правду» выписываем.

Теперь нужно было установить, кто же находился в это время в окрестностях места происшествия. Лучше всего об этом мог рассказать путевой обходчик. Он почти весь день ходит по своему участку, многое мог заметить.

Обходчик задумался.

— Значит, девушку видел... С сумкой хозяйственной шла. Кого же еще? Вот видел же кого-то! Ничего, сейчас вспомню.

Он стал вслух перечислять всех своих знакомых, в надежде, что звук фамилии напомнит ему, кого же он заметил неподалеку от того страшного места.

Фамилия следовала за фамилией, наконец, обходчик воскликнул:

— Есть, вспомнил! Васильева видел, сторожа железнодорожного переезда. Шел по березняку и все что-то наклонялся... и вечером, во время следующего обхода, его видел там же...

— Что он за человек, Васильев?

— А-а, — обходчик безнадежно махнул рукой, — пьяница несусветный. От него жена-то из-за этого ушла. Живет вместе с больной матерью и двенадцатилетней дочкой. Чем девчонку кормит — ума не приложу: деньги все пропивает. В доме, кроме клопов, ничего нет... А как выпьет — дурак дураком делается. На станции Шиберта есть у него приятель — Никулин, частенько они вместе загуливают. Так вот, Васильев недавно напился и ни с того, ни с сего схватил с комода никулинские карманные часы «Молния» и хряпнул их об пол. Обещал, правда, отдать ему деньги за них, да где же он их возьмет?!

На служебной дрезине Трояновский проехал в Шиберту, нашел Никулина.

— Верно, разбил Гришка часы. Так он же вчера мне деньги за них отдал! 150 рублей. Сотенная бумажка, и пять десятирублевок...

Трояновский вместе с Зюбиным приехали к сторожке Васильева. Тот лежал на топчане, покрытом каким-то старым тряпьем, и храпел. От него несло перегаром. На столе самодельный нож. Трояновский прикинул ширину лезвия — подходит под данные экспертизы. Между рукояткой и лезвием что-то темное. Такие же темные пятна он обнаружил и на телогрейке Васильева, висевшей на гвозде.

Экспертиза показала, что и на ноже, и на телогрейке — человеческая кровь четвертой группы, то есть той самой, какая была у Антоновой.

На допросе Васильев запирался:

— Ничего не знаю, никого не убивал, денег никаких у меня нет. Нож сделал сам. А кровь — моя. Ходил за черемшой, да был с похмелья, когда нагнулся — пошла из носа. И на нож попала, и на телогрейку.

— У вас, Васильев, кровь первой группы, а на ноже и на телогрейке — четвертой. Вот показания людей: Никулина, которому вы отдали 150 рублей, путевого обходчика, дважды видевшего вас на месте преступления, заключение экспертизы о ширине лезвия ножа, которым убита была Антонова. Как видите, деваться вам некуда.

Васильев опустил голову и хрипло заговорил.

Мария шла по путям, помахивая сумкой. Ярко светило солнце, ее ждали родные, на работе все было хорошо, и от всего этого она радостно улыбалась. И когда услышала за собой быстрые шаги, обернулась с улыбкой. Ее догонял мужчина в телогрейке. Он поравнялся с девушкой, взял за локоть.

— Что по путям ходишь? А если поезд?

— Услышу, отойду. Да мне и идти-то недалеко... — ответила она, стараясь высвободить руку. Мужчина не отпускал ее, все тянул к краю насыпи.

— Отпустите! Что вы... Что вам надо?!

— Ишь, какая красотка! Я люблю красивых девушек. Вот поцелуешь — отпущу...

Он стянул ее с насыпи вниз, полез обниматься. Мария сопротивлялась, отталкивала, но он держал ее крепко, дышал водочным перегаром. Она отстранялась от его лица, но он все же сумел пригнуть ее голову, впился в ее губы сухими потрескавшимися губами. Мария взмахнула сумкой, ударила его по голове.

— Ах, вот ты как!

С ужасом девушка увидела, как правая рука незнакомца скользнула к голенищу сапога, вытянула оттуда самодельный нож.

— Что вы, дяденька?! — воскликнула она. — От-пу-сти-те-е!!

Васильев взмахнул ножом, ударил ее в шею раз, другой, третий... Когда очнулся, увидел окровавленное тело, свои руки в крови, нож и испугался. Лихорадочно огляделся, потащил убитую в кусты. С ноги слетел туфель. Он подобрал его, забросил подальше, снова потащил тело. В зарослях кустарника забросал убитую ветвями, вынул из сумки газету, чтобы вытереть нож, оттуда вывалились деньги. Васильев отер руки о траву, спрятал деньги в карман, не считая, стал вытирать нож газетой, потом скомкал газетный лист, выбросил подальше. Еще раз огляделся. Вдалеке на насыпи показался путевой обходчик.

«Увидит!» — ужаснулся Васильев и быстрыми шагами пошел прочь.

Возле березовой рощи остановился передохнуть, снова нагнулся, еще раз обтер руки о траву.

Денег оказалось тысяча рублей. Он обрадовался: «Рассчитаюсь с Никулиным! И еще сколько останется!» Тут же вспомнил: на руке девушки были часы. «Вот дурак, снять нужно было! Ну да ничего, схожу вечером, когда начнет темнеть».

Он пробирался к кустам осторожно, стараясь никому не попасться на глаза. И снова наткнулся на путевого обходчика. «Черт! Шляется тут, понимаешь... Дома ему не сидится!» — выругался Васильев и свернул в сторону. Когда обходчик скрылся из виду, он бросился к кустам.

От страха у него волосы на голове зашевелились: тела не было. «Неужели живая?! Все ведь расскажет, все!!»

Все эти дни, пока шло следствие, пока искали, кто убил девушку, он пил. Беспробудно. Стоило только немного потрезветь, как его начинали мучить кошмары. То слышался ее жалобный голос: «Дяденька, отпустите!» — то ему казалось, что к дому подъезжает милицейская машина. Он хватался за бутылку.

Когда, наконец, за ним пришли, он принял это спокойно: «Все равно один конец!»

Суд приговорил Васильева к высшей мере наказания.