Джемс Макговерн - Мартин Борман

Фельдмаршал Кейтель был «шокирован», когда узнал факт отставки Геринга от позвонившего в штаб верховного командования, находившегося тогда под Берлином генерала Кребса. Фельдмаршал возмутился, заявив, что это какое-то недоразумение. В этот момент Борман, схватив трубку телефона, прокричал, что Геринг уже уволен с должности «главного егеря рейха». Эти известия привели Кейтеля в крайне удручающее состояние. Это еще больше подчеркнуло «атмосферу отчаяния в рейхсканцелярии и в частности все возрастающее влияние Бормана».

Борман изо всех сил пытался убедить фюрера покинуть Берлин и отправиться в пока еще не тронутые войной окрестности Берхтесгадена. Однако в десять часов утра 25 апреля бомбардировщики союзников провели два удачных налета на резиденцию Гитлера в горах. Его дом, Бергхоф, был разрушен в ходе бомбардировки, продолжавшейся около часа.

Геринг сидел в бомбоубежище возле своего шале, в то время как его до основания разрушили взрывы бомб. Но он не только выжил, но еще и смог убедить своих соратников по СС переправить его в Австрию в замок, которым он владел в Маутерндорфе в трех часах езды от Берхтесгадена.

Рейд авивации также разрушил и дом Бормана. Его жена покинула Берхтесгаден на автобусе со знаком Международного Красного Креста, вместе со своими детьми она вывезла несколько местных ребятишек, которым решила помочь. Остальные сотрудники, переодевшись в гражданскую одежду и выдавая себя за беженцев, добрались до убежища в гористой местности в австрийском Тироле, приготовленном для фрау Борман агентами ее мужа.

Когда французские и американские солдаты вошли в Бергхоф 4 мая, они нашли там опустошенные, еще тлеющие руины. Офицеры разведки, следуя за войсками, искали следы Гитлера и Бормана в окрестностях Оберзальцберга. В суматохе и путанице событий агенты не были уверены в том, что эти двое не покинули Берлин. Гитлер не был найден. Обыск разрушенного дома «Гелль», принадлежавшего Борману, не дал никаких результатов, была найдена только коллекция редких вин, записи классической музыки и множество детских игрушек.

Более поздние попытки разыскать Бормана в Альпах также потерпели неудачу, однако удалось обнаружить чрезвычайно интересные сведения о самом Бормане. Бергхоф скорее принадлежал ему, а не Гитлеру. Вся собственность в Оберзальцберге, состоящая из восьмидесяти семи строений стоимостью более полутора миллиона марок, была официально зарегистрирована на имя Бормана, как и родной дом Гитлера в Браунау и дом его (Гитлера) родителей под Линцем.

В Берлине, в день, когда был совершен авианалет на Оберзальцберг 25 апреля, около часа пополудни, Борман узнал о том, что столица окружена войсками Красной Армии. В этот же день, русские и американские войска встретились на Эльбе в семидесяти пяти милях от Берлина, разделив тем самым Германию на две части. Теперь единственно возможным способом выбраться из Берлина и добраться до немногих мест, где немецкие войска еще вели бои, оставался авиаперелет.

Однако Гитлер не покинул Берлин, и Борман остался с ним. Фюрер продолжал вести себя как обычно, проводя ежедневный военный совет, впадая то в отчаяние, то в состояние полной четкости и обдуманности действий. Склонившись над огромными картами, он направлял движение воображаемых армий и приказывал контратаковать войскам, неспособным выполнить поставленную задачу. Гитлер верил в возможность 12-й армии под командованием генерала Вальтера Венка освободить Берлин, предсказывал столкновение между англо-американскими войсками и их советскими союзниками, верил в спасение нацистской Германии. Победа в последний момент была еще возможна.

Больной, бледный, с дрожащим телом, в состоянии, граничившем с безумием, Гитлер сохранял невероятную способность воодушевлять и пробуждать несбыточные надежды у оставшихся с ним соратников. И никто не казался более убежденным его словами, чем Мартин Борман.

Капитан Герхард Болдт, молодой офицер, получивший пять ранений во время русской кампании и находившийся теперь в распоряжении генерала Кребса, имел беседу с Борманом днем 27 апреля. Борман говорил о скорейшем освобождении Берлина 12-й армией генерала Венка. Борман сказал: «Вы остались здесь и продолжаете бороться вместе с нашим фюрером в самые тяжелые времена, когда это сражение закончится победой, вы должны получить высокий пост в государстве и высокое положение в награду за вашу верную службу».

Болдт, знавший о реальном положении дел, был поражен этими словами. «Могут ли действительно эти мысли о «победоносном сражении» занимать его ум сейчас, 27 апреля?» — спрашивал себя Болдт. Действительно ли Борман верил во все сказанное им или его слова были «просто дьявольским смешением лицемерия, мании величия и фанатичного идиотизма»?

Но в эту ночь начала ослабевать даже вера Бормана. Красная Армия, накануне обстрелявшая беспорядочным артиллерийским огнем рейхсканцелярию, сейчас взяла ее в кольцо, окружив непрерывным огневым валом. Борман слышал, как массивные камни здания рейхсканцелярии разлетались на куски и обрушивались в сад и внутренний двор прямо над бункером. Его ноздри заполнило зловоние серного дыма и известковой пыли, которые всасывались в бункер через вентиляционную систему, он видел, как сотрясаются вокруг него толстые бетонные стены. Он уже знал, днем русские захватили два берлинских аэропорта — Темпельгоф и Гатов. Теперь единственно реальный путь, которым можно было выбраться из города, был очень рискованным: небольшой самолет, способный взлететь с импровизированной взлетной полосы, уворачиваясь от стрельбы русских зенитных батарей.

Борман остался на месте. Сидя за столом в своем похожем на камеру кабинете, он, по словам одного из посетителей, летчика-испытателя Ханны Рейч, «записывал важнейшие события, произошедшие в бункере, для потомков». Рейч думала, что тем самым Борман хотел воодушевить их, показав, что они займут свое место «среди величайших страниц истории Германии».