Светлана Бондаренко - Стругацкие. Материалы к исследованию: письма, рабочие дневники, 1985-1991

Может быть, имело место и прямое запрещение. Не знаю. Но когда чье-то имя на бесконечных совещаниях все время произносится со знаком минус, то, естественно, с этим именем никто не хочет иметь дело. В наших произведениях усматривали идеологические проколы. Времена были застойные, и самая страшная ошибка, которую мог совершить руководитель, была ошибка идеологическая. Он мог завалить план, довести организацию до полной разрухи — все, кроме идеологической ошибки, ему прощалось. Поэтому нас боялись издавать. Потом нас перестали замечать.

А вот в течение 89-го года мы выпустили книг больше, чем за все предыдущее десятилетие.

<���…>

— Как вы думаете, ваши произведения тоже со временем устареют и перейдут в разряд юношеско-приключенческой литературы, как это произошло с книгами Жюля Верна, Уэллса, Ефремова, Беляева, или что-то станет классикой?

— Старение — удел любого вида искусства. Можно восхищаться фильмом «Броненосец „Потемкин“», но интерес он вызывает сейчас, согласитесь, больше у киноведов. Фантастика и кино стареют особенно быстро. Но — есть вечные вещи. Пройдет сто лет — и забудут «Мастера и Маргариту». Но пройдет еще сто лет — и этот роман откроют снова и будут наслаждаться им и удивляться его злободневности. Что касается наших произведений, то лет через двадцать пять о многих забудут или они перейдут в упомянутый вами разряд. Несколько дольше просуществуют, может быть, «Улитка на склоне», «Отягощенные злом». Может быть, «Град обреченный». Некоторые наши ранние вещи уже устарели безнадежно и необратимо.

<���…>

Тринадцатого октября в рабочем дневнике АБС БН делает последнюю запись.

13.10.91

Около 13.00 позвонила Маша [66]и сказала, что все кончено.

А. умер вчера, 12 октября 1991.

Писателя «бр<���атья> Стругацкие» больше нет.

Б. говорил с ним последний раз где-то в начале сентября (узнавал насчет Михаила Громова). А. говорил словно бы нехотя, он будто ждал, когда Б., наконец, кончит задавать вопросы и отстанет.

Финишная прямая. А. вышел на нее весной 1991 года. А Б.? Сегодня?

Не знаю. Финишная прямая — это когда потерян интерес к жизни.

В папке с письмами есть запечатанный конверт с адресом получателя — АНа и адресом отправителя — БНа. На конверте стоит почтовый штамп Ленинграда от 30.09.91. На обороте — почтовый штамп Москвы: 9.10.91. Тут же, на обороте конверта, БН написал: «Арк получил это письмо, но уже не смог (не захотел) его прочитать».

Семья АНа, Борис Натанович с Аделаидой Андреевной, многие поклонники творчества АНа (и в их числе члены группы «Людены») 16 октября прощались с АНом в траурном зале крематория Донского кладбища. Сергей Лифанов писал об этом 26 ноября в нижегородской «Рабочей жизни».

<���…>

Мне повезло знать Аркадия Натановича. В августе прошлого года мы, шесть человек из группы «Людены», приехали поздравить его с 65-летием. Аркадий Натанович принимал нас дома, в обычной двухкомнатной квартире, по-настоящему богатой книгами. Встретили нас совершенно по-домашнему, снарядили тапочками, Аркадий Натанович угостил дефицитными уже тогда сигаретами. Он много и интересно говорил, охотно отвечал на вопросы, умно острил, балагурил…

И вот через год с небольшим мы снова в Москве. На Донском кладбище Аркадия Натановича провожали родные, друзья, коллеги. И мы, фэны — те, кому смогли сообщить и кто успел добраться. <���…> Говорили мало и, может быть, не очень гладко, но от сердца. Клали на гроб цветы. Прощались…

«Он был как из сказки: всегда добр и поэтому всегда прав… „Из всех возможных решений выбирай самое доброе“. Он никогда не говорил этих слов и очень ехидно отзывался в адрес тех своих биографов, которые приписывали ему эти слова, и он наверняка никогда не думал этими словами, однако вся суть его жизни — именно в этих словах», — так писали братья Стругацкие об одном из своих героев.

Так можно написать и о них самих. Так я хочу написать о Человеке, Писателе и Учителе Аркадии Натановиче Стругацком.

Печальная весть быстро разносится по стране. Один за одним печатаются некрологи. 15 октября — в газете «Саратов».

Ушел из жизни не просто замечательный человек и прекрасный писатель: со смертью Аркадия Натановича закончилась целая эпоха в нашей литературе, неразделимого прежде понятия «братья Стругацкие» больше нет.

Три с лишним десятилетия, начиная с самой ранней повести «Страна багровых туч» и кончая недавним романом «Град обреченный», писатель, известный всем как «братья Стругацкие», был не просто — как принято говорить — «одним из лучших» писателей-фантастов нашей страны, а действительно самым лучшим, и здесь нет никакого преувеличения.

В самые трудные годы, когда казалось, что тоталитарная система вечна и незыблема и надеяться думающему человеку как будто не на что, именно книги Стругацких, с трудом преодолевая кордоны отечественной цензуры, возвращали нам надежду. Американская энциклопедия научной фантастики называла Стругацких внутренними эмигрантами — имея в виду их духовное противостояние Системе.

Но ведь и мы, читатели, в течение многих лет имели возможность «эмигрировать» в миры, созданные воображением братьев Стругацких. В противовес унылой серой рутине, где человек («винтик» по определению) увязал в бюрократической паутине, писатели создали мир яркий, притягательный, правдоподобный, в котором жить было интересно, хотя и не так просто.

<���…>

Аркадий Стругацкий был личностью яркой и многогранной. Он был еще и отличным переводчиком, и темпераментным публицистом, и вдумчивым редактором, и крупным специалистом по древнеяпонской литературе.

Он был удивительным собеседником и талантливым рассказчиком. Несколько раз Аркадий Натанович — по приглашению его здешних друзей и любителей фантастики — приезжал в наш город, и каждый его приезд становился праздником, настоящим событием для нас…

Потеря невосполнима. Но осталось целое поколение, выросшее на книгах братьев Стругацких. Поверьте, не самое плохое поколение.

16 октября — некролог в «Независимой газете».

Умер Аркадий Натанович Стругацкий, старший из братьев-соавторов, замечательный писатель, умевший вынести и фантастическую популярность, и цензурный прессинг, и проработочные статьи, и холодное молчание серьезной критики. Умер литератор, плодотворно, энергично и счастливо работавший, получавший радость от своего труда и твердо знавший, что его книги нужны многим. Умер человек трезвого ума, редкой социальной зоркости, щедро наделенный дарами совестливости, сострадания и тревоги — тревоги за личность, культуру, саму жизнь на Земле. Умер оптимист, не склонный к иллюзиям, но от того не перестававший быть оптимистом. Умер шестидесятник, способный на дружеский диалог с новыми поколениями, с детьми поседевших «младших научных сотрудников», обычно не торопящимися признавать заслуги отцов. Умер гражданин, положивший силы свои на формирование гражданского самосознания в вовсе не подходящих для того условиях.