Чак Лашевски - Радикал рок-н-ролла: жизнь и таинственная смерть Дина Рида

«Он сказал, что совместная работа с женой помогла ему справиться, и он был очень счастлив, что, несмотря на существующие разногласия, может работать с ней вместе, — сказал Диетц. — Он вновь думал о будущем и написал письмо в школу с обещанием провести там концерт на следующей неделе». [306] «Он сказал, что совместная работа…» — источник тот же.

Все изменилось, когда Рид приехал домой и сел ужинать с Ренате и Александром. Супружество может быть сбивающим с толку, и для Рида оно совершенно точно было таким. Иногда муж и жена могут общаться без слов, предугадывать настроения и потребности друг друга. А в другое время они могут не видеть опасности. Они рассеяны и не замечают подстерегающего капкана до тех пор, пока не схлопнется его стальная челюсть. Ренате, полагая, что проявляет заботу о муже, приближалась к ловушке.

— Я подумала, может быть, нам стоит обратиться к психиатру, — сказала Ренате. — Я оставила предварительную запись на понедельник.

— Вряд ли, — ответил Рид. — У нас слишком много работы. Мы сделаем это позже.

— Не уверена, что это хорошая мысль. Все остальное может подождать.

— Нет, я в порядке. Нам нужно приступать к съемкам.

— Дин, мы месяцами ждали этого фильма, ждали денег, ждали одобрений. Еще один отложенный день ничего не испортит.

— Это займет не один день, Ренате. Он захочет увидеть нас снова, и затем снова. Возможно, он выпишет мне какие-то лекарства или отменит уже назначенные, захочет проследить и убедиться в правильности дозировки. Нет, психиатр может подождать несколько месяцев.

— Милый, для меня нет никого важнее тебя. Ты в последнее время сам не свой. Ты подавлен, расстраиваешься из-за мелочей, повышаешь голос на меня и Александра. Ты редко улыбаешься, если только вокруг нет других людей.

— Я ковбой. Я могу с этим справиться. Ты ничего обо мне не знаешь. И я не хочу больше это обсуждать.

Вот что действительно вызывало в Ренате ненависть. Он всегда думал, что он единственный занимается делом, а она здесь только для того, чтобы вести хозяйство и, может быть, сниматься в кино, если он ей это позволит. Ренате набросилась на него.

— Ковбой!! Тоже мне ковбой. Неужели ковбои трусливы? У тебя не хватило духу убить себя. Ты взял мелкую тупую саблю и устроил идиотское шоу. Прекрати это. Стань взрослым и веди себя, как мужчина. Или покончи с собой, или пойди к психиатру, только прекрати эти жалкие представления. Меня от них тошнит.

И еще раз словесные снаряды, направленные так, как это может сделать только любовник, достигли своей цели. Рид, разозленный и больно задетый, даже не стал отвечать. Он выскочил из-за стола и бросился в свою комнату. Он схватил свой кожаный портфель, в котором лежали сценарий, документальные материалы к фильму, ручки, рекламные фотографии, вырезки из газет со статьями о нем и бумага для записей, и небольшую желтую сумку, в которую он засунул зубную щетку, бритву, лекарства, спрей для носа, расческу, косметическое масло и гигиеническую помаду. Пройдя мимо жены, он резко распахнул дверь.

— Я поеду к тем, кто меня любит, — крикнул он ей, забрался в машину и скрылся в ночи. Было около 10 часов вечера. [307] «Я подумала, может быть, нам…» — диалог воссоздан автором на основе воспоминаний Ренате Блюме Рид, записанных в полицейском интервью 30 июня 1986 г., материалы Штази, том 4, BStU 98 и перечня восстановленных, как значится в материалах Штази, документов, том 4, BStU 135–136.

С этого момента воспоминания становятся расплывчатыми, как это всегда бывает, если люди вынуждены вспоминать определенные моменты по прошествии времени. Рид позвонил Листу примерно в 22.40, как полагает режиссер. Он не знает, где находился Рид, когда звонил ему. Американец задал несколько вопросов, касающихся поездки Листа в Москву, затем спросил, может ли он приехать к нему на ночь. Лист немедленно ответил согласием. В этом не было ничего удивительного, Рид поступал так и прежде, и это было оправдано логически, поскольку квартира Листа находилась рядом с киностудией ДЕФА и они могли приступить к работе рано утром. «Ты мой единственный друг», — сказал Рид и пообещал, что приедет примерно через час. В этом разговоре не прозвучало ничего необычного. Голос Рида звучал нормально, и никаких признаков того, что он расстроен, не было. Лист подготовил постель в гостевой комнате и ожидал, когда его друг постучится в дверь. Он не пришел. Лист ждал до 2.30 ночи. Была пятница, 13 июня. Дин Рид исчез. [308] «Рид позвонил Листу…» — интервью в полиции Геррита Листа, 27 июня 1986 г., материалы Штази, том 4, BStU 88.

Эта мрачная загадка разрешилась в 1992 году. Рут-Анна не позволила делу о гибели ее сына раствориться во времени. Она обратилась к своему сенатору Гэри Харту, который, в свою очередь, подтолкнул Государственный департамент США и Посольство в Берлине к тому, чтобы раздобыть больше информации. Мать Дина также поддерживала контакты с Вибке и Ренате. Эти связи оказались полезными, когда бурные потоки истории обрушились на восточноевропейский социалистический блок.

В СССР давний знакомый Рида, советский лидер Михаил Горбачев разжег небольшой костер, в котором, надеялся он, выгорят самые гнилые поленья коммунистической системы. Однако огонь свободы вскоре вышел из-под контроля, горячо и ярко пронесся по всему Советскому Союзу и переметнулся за противопожарные преграды межгосударственных границ. Восточная Германия оказалась выжженной одной из первых. Восточные немцы вновь отыскивали способы бегства из своего коммунистического рая, как это уже происходило до возведения Берлинской стены. С мая по октябрь 1989 года тысячи жителей Восточной Германии бежали в Прагу, столицу Чехословакии, где обращались в западногерманское посольство с заявлениями о смене гражданства, которые автоматически удовлетворялись, и им обеспечивалась транспортировка до лагеря беженцев, расположенного в одном из районов Западной Германии. В конце сентября в Восточной Германии начали проходить ежедневные и еженощные марши протеста. Демонстранты собирались в храмах, в основном лютеранских, тысячи протестантов заполняли улицы, скандируя: «Свободу немедленно! Демократию немедленно!». Зловещим эхом сказанного Ридом всего несколькими годами ранее во время конфликта с полицейскими, заставлявшими съезжать на обочину простых граждан, звучали слова комментатора о том, как восточногерманские руководители скрываются в своих загородных домах и разъезжают на «Вольво» с опущенными на окошках салонов занавесками. [309] «С мая по октябрь 1989 года…» — «Ньюс-уик», 16 октября 1989 г.

Лидеры Восточной Германии в тот момент пребывали в нерешительности. Даже отдавший приказ на возведение Берлинской стены в 1961 году Эрих Хонеккер казался неуверенным в себе. В конце октября Хонеккер подал в отставку, а его преемником на всех постах стал Эгон Кренц. Эти передвижки ничего не изменили. Через месяц правительство пало. Народ сам решал свою судьбу, мужчины и женщины из восточного и западного Берлина танцевали на широкой поверхности ненавистной стены, в то время как другие разносили на куски этот самый стойкий символ Холодной войны.