Анатолий Вишневский - Жизнеописание Петра Степановича К.

Выходит, нам, гражданам СССР, нельзя хранить деньги в государственных кассах вообще: вдруг сгорит вместе со своими документами какая-нибудь Золочевская или Валковская сберкасса, а когда вы предъявите свои сберкнижки, вам откажут в выдаче денег, хотя деньги-то не сгорели, они ведь не лежали в этой сгоревшей сберкассе, а давно уже были где-то в банковских оборотах.

«Правда» уведомила меня, что мое письмо она отправила в Госбанк СССР, откуда я и получу ответ. Но ответ получен не из Госбанка, а от того же Госуправления трудовых сберкасс и госкредита СССР, и в нем снова сообщается, что вернуть мне мои вклады «на основании одних лишь сберегательных книжек не представляется возможным». Я бы, будучи на месте этого Управления, дописал бы еще: «Больше и не гавкайте! Подумаешь, документ – сберкнижка!».

Если тебе приходится встречаться с юрисконсультом вашего института, или в другом каком-нибудь месте, – спроси этих юристов: правилен ли, с точки зрения юридической, полученный мною отказ. Может быть, мне надо написать воззвание к вкладчикам денег на хранение в госсберкассах, чтобы они немедленно выбрали свои вклады, имея в виду, что сберкнижки не являются юридическим документом, подтверждающим, что ты внес деньги в сберкассу? Меня, как ты понимаешь, не так интересуют эти 50 рублей, как сам принцип.

Как твое здоровье? Я здоров. Ехать к вам пока не собираюсь, так как буду заниматься огородо-садоводством. Уже посеял морковь, редис, и после XXIII съезда посажу лук, начну садить картофель, открывать виноград.

А ты ко мне приезжай, но делай это не с позиций «жалости», а из соображений «хотения», если такое появится. Также и письма, – пиши только тогда, когда будет желание, но не с позиций что мол, «давно уже не писал и неловко».

Хотел написать «папа», а подписался нечаянно фамилией – чертова привычка писать в разные учреждения!

С некоторых пор средний сын Петра Степановича стал писать письма – и отцу, и братьям – по-украински. Но не всегда. То по-украински напишет, то по-русски. Это мешало Петру Степановичу выработать позицию. Он, конечно, был не против украинского языка и сам нередко пользовался им в повседневной, так сказать, жизни. Язык он знал хорошо, с Грищенко всегда переписывался по-украински, и был даже в его биографии краткий период, когда, вознамерившись сделаться великим писателем, он всерьез подумывал о том, чтобы стать именно великим украинским писателем. В какой-то момент своих рассуждений он пришел к выводу, что в этом случае у него будет меньше конкурентов. Но в другой момент рассуждений он посчитал, что величие украинского писателя, даже, например, Михаилы Коцюбинского, все-таки не идет в сравнение с величием Льва Толстого, а на меньшее Петр Степанович, в те поры страшный максималист, не был согласен. Поэтому он возвратился к русскому языку и писал всегда только по-русски, если же обнаруживал в написанном залетевшие туда из его устной речи украинизмы (это случалось), безжалостно их вычищал.

Если бы средний сын Петра Степановича сейчас стал писать ему только по-украински, Петр Степанович мог бы усмотреть в этом какой-нибудь намек или вызов, дескать, что же это ты, папа, от своего родного языка отказываешься, счесть себя обиженным, и вообще было бы о чем поразмыслить, особенно такому мыслящему человеку, как Петр Степанович. Но средний сын Петра Степановича не давал для этого повода. Напишет пару писем по-украински, а потом – хлоп, опять по-русски. Ну что тут скажешь?! Сказать пиши только по-украински, если сам пишешь по-русски, было бы странно. Сказать наоборот – еще страннее. Петр Степанович был сбит с толку и – редкий случай – ничего не сказал.

Была, возможно, и еще одна причина, которая мешала Петру Степановичу обдумать этот вопрос до конца. Получая от сына написанные по-украински письма, он каждый раз невольно думал о влиянии, которое оказал на его среднего сына украинофил Грищенко, и это его смущало. Хоть он и был в самых добрых отношениях с покойным мужем своей сестры, во взглядах они часто расходились. И конечно, был уверен Петр Степанович, во всех этих случаях прав был он, а не Грищенко, склонный к поспешным, эмоциональным суждениям. Но теперь спорить было не с кем, в свое время Грищенко не перенес ареста среднего сына Петра Степановича, которого он любил, как своего собственного, умер от разрыва сердца, сделал это вместо него, родного отца… Не то, чтобы у Петра Степановича так уж все было разложено по полочкам, нет, скорее, напротив, здесь мысль его наталкивалась на какой-то запрет, что-то не додумывалось и так и оставалось недодуманным.

По-русски ли, по-украински ли, средний сын писал Петру Степановичу обстоятельные письма со всякими подробностями своей жизни, о которой поэтому Петр Степанович знал намного больше, чем о жизни других своих сыновей. Эти письма сына сильно влияли на настроение Петра Степановича.

Средний сын уже не преподавал в техникуме, он перешел в Донбассводтрест, где ему предложили лучшие условия, да и работа была интереснее. Он рассказывал о ней в письмах, нередко подвергая испытанию общественный темперамент Петра Степановича.

Я работаю на прежней работе, но загрузка заметно нарастает. Заканчивается ремонт насосных агрегатов, идет много грузов на новые насосные станции, приходится принимать работы по каналу от подрядчиков, составлять дефектные акты да еще проводить занятия по «экономическим знаниям» и гражданской обороне. Собираемся пускать новые насосные станции, а они пока изобилуют недоделками и изъянами. Со стен каплет, и течет местами вода в подземных этажах. Устраняем утечки на новых напорных трубопроводах.

И при этом одолевают нагрузки по оказанию помощи колхозам. Мы вырываем и чистим кормовую свеклу. Предстоит еще уборка кукурузы и капусты плюс гектара 3 веников – это по ширпотребу. На прошлой неделе мы только один день работали на производство.

Столь нерациональное использование труда инженеров Петра Степановича возмущало, и он даже подумывал, не написать ли об этом в «Правду». Что же они не понимают, что заставлять специалиста с высшим образованием убирать веники – это все равно, что забивать гвозди фотоаппаратом!?

В конце письма – другая тема, и снова повод для размышлений.

Тетя Галя аккуратно мне пишет. Прислала книжечку о дяде Васе и фотографию, на которой есть его сын. Где он теперь?

В самом деле, где он теперь? Живет, кажется, в Ленинграде, но надо бы уточнить. Когда брата Василия расстреляли, его жену Шуру посадили на 10 лет, а сына Велорика отдали в детдом. Шура отсидела 10 лет, разыскала сына, сестра Галя с нею переписывалась, от нее он знал, что теперь Шуры уже нет в живых, Петр Степанович так с ней и не повидался. Конечно, он всегда жил своей отдельной жизнью, с братом общался мало. Но в трудную-то минуту тот его выручил, и Шура помогла тогда. Помнится, Галя писала, что Велорик защитил кандидатскую диссертацию. Надо расспросить ее поподробнее и ответить сыну.