Анатолий Вишневский - Жизнеописание Петра Степановича К.

Постепенно тема исчерпалась, зной сморил всех, и братья задремали, впрочем, ненадолго. Первым очнулся младший брат, поднялся с песка и пошел к палатке взять темные очки. Старший поднял голову и посмотрел ему вслед.

Младшему брату шел уже пятый десяток, но ему как-то удавалось сохранять свою атлетическую фигуру гимнаста, стал только немного сутулиться. «Как ксендз, – почему-то подумалось старшему брату, хотя он, скорее всего, никогда и не видел живого ксендза. – Может ему кажется, что так он выглядит солиднее?» Но все равно могучая спина впечатляла.

– Как это тебе удается поддерживать форму? – спросил он, когда младший вернулся и, напялив очки, снова распростерся на песке, теперь уже пузом вверх. – Ты что, регулярно тренируешься?

– Регулярно, конечно, нет, но когда могу, – хожу в зал. Меня там все знают, могу прийти в любой момент. Для меня важно не только то, что там брусья есть и перекладина. Для меня там вся обстановка – родная. Особый запах спортивных залов, раздевалок… Я сросся с этим. И потом я люблю общаться со спортсменами. Это мне нужно как журналисту, помогает видеть изнанку событий. В спорте всегда есть своя интрига, ее можно понять только изнутри…

– И у вас интриги? – подал голос средний брат. Он, как вышли из воды последний раз и разлеглись на пляже, так сразу и заснул. Видно, большой недосып накопился, не часто ему приходилось валяться без дела. Разговор братьев его разбудил.

– Да нет, я не о том. В спорте путь к победе зависит от очень многих обстоятельств, и их надо знать и понимать, это я и имею в виду. А как раз таких интриг, как в советском учреждении или… – он поколебался – или даже как в церкви, в спорте меньше всего. Бывает, конечно, но мало. Там человек нацелен на результат. В Академии наук можно сделать карьеру, выступая на партийных собраниях. А здесь тебе надо забивать голы или выигрывать бои, без этого ты – никто. Хочешь чего-то добиться – работай, а не занимайся демагогией, и каждый это понимает, для шелухи просто не остается места. Я много общаюсь с ребятами, иногда совсем молодыми, они очень трезво смотрят на жизнь. В школе, в институте им, как и всем, вешают комсомольскую лапшу на уши, а к ним ничего не прилипает. Леонид Ильич их, в лучшем случае, интересует как тема для анекдотов, а то и вовсе не интересует. Да, кстати, и ваш Анатолий Максимович им тоже до одного места.

– Так, может, их вообще ничто не интересует?

– Просто они люди дела. Будь моя воля, я бы на высшие государственные посты назначал только спортсменов. Меньше было бы тумана.

– Только этого нам не хватало! – средний брат дремал-то дремал, а, оказывается, слушал и довольно внимательно. – Помнишь, что тебе отец когда-то написал по поводу твоего восхищения спортсменами? Ты сам же мне и рассказывал.

– Ты про что? – не понял младший.

– Про «Тараса Бульбу». «Тараса Бульбу» они напишут? А тем более, «Мертвые души»?

– При чем тут «Тарас Бульба»? – не понял младший брат.

– А при том! Одно дело лясы точить в спортивной раздевалке, а другое – управлять государством. Спорт – это игра, там все намного проще, чем в жизни. А в политике эта простота – хуже воровства. По-моему, нами как раз и управляют какие-то спортсмены: сила есть – ума не надо!

– Да ты же их не знаешь! – обиделся за спортсменов младший брат. – Они поумнее наших политиков, да и почестнее…

День клонился к вечеру, пора разводить костер, готовить ужин, но жаль было расставаться с теплым песочком.

– Смотрите, как красиво сверкают весла, – сказал средний брат. – Ему не хотелось продолжать разговор, перераставший в спор.

Все повернулись к реке и увидели выходящую из-за поворота маленькую флотилию байдарок – одна, потом другая, третья… На каждой было по два гребца, весла слаженно опускались и поднимались, дюралевые лопасти, взлетая, вспыхивали на закатном солнце.

Это была уже третья группа байдарочников, проходившая мимо, и старший брат всякий раз беспокоился, что они причалят к их отмели и все испортят своим присутствием. Но байдарки проходили мимо.

Он и на этот раз напрягся, сидел с непроницаемым негостеприимным лицом, а его вдруг окликнули с байдарки по имени. Вот тебе и на! Это, оказывается, был его коллега-физик, из его же института. По всем правилам надо было бы его пригласить причалить, да он и сам начал сворачивать к их отмели. Радостно улыбаясь, старший брат подошел к кромке воды.

– Привет, Вахтанг! – сказал он дружелюбно. – Если вы собираетесь делать привал, там чуть ниже за поворотом есть хорошая стоянка – чистый пляж и сход к воде очень удобный.

Вахтанг понял, поблагодарил и стал отгребать от берега. Старший брат почувствовал некоторую неловкость и крикнул ему вдогонку:

– Устроитесь, приходи в гости!

– Грузин, что ли? – спросил младший брат, когда байдарки ушли за поворот.

– Да, это наша восходящая звезда, – ответил старший. – Головастый! В 30 лет был уже доктором наук.

– У нас тоже что-то много грузин появилось, – сказал младший.

– Ну, в спорте их всегда много было, – возразил средний. – Борцы, футболисты…

– Да не о спортсменах я говорю! В спорте ты выиграл– ты и чемпион. Ау нас главврач в больнице – Цуладзе. Какие соревнования он выиграл, что стал главврачом?

– Кто-то же должен быть главврачом, – не сдавался средний брат. – Он что, хуже лечит?

– Лечит он, может, и не хуже. Но и не лучше. Почему как начальник – так грузин? Что у нас врачей своих нет?

– Может и нет, – вмешался старший. – Евреи уезжают – приезжают грузины. Ты у отца нашего спроси. Он одному Сергею Львовичу доверял, а как тот уехал, его к врачу не загонишь. Заладил одно: они там все– коновалы, а не врачи, чего я буду к ним ходить! Вот если бы был Сергей Львович…

– Ля и не знал, что Сергей Львович уехал, – сказал средний брат.

– Опять же с этими отъездами, – не уступал младший. – По Петру Степановичу судить нельзя, ты нашего батьку знаешь: если он упрется, его с места не сдвинешь, так ведь это не значит, что он всегда прав. Я с Сергеем Львовичем не встречался, только от мамы Любы о нем слышал. Может, он и хороший был врач, но я уверен, многие другие – не хуже, хоть они из Задонецка, а не из Иерусалима.

– А он откуда, по-твоему? – спросил средний брат. – В одной с тобой школе учился.

– Ну, это я так сказал. Теперь-то уже – из Иерусалима или уж не знаю, где он там живет. Хотят уезжать – пусть уезжают. И не надо их держать, тем более, как у нас это делают.

– А как у нас делают? – не унимался средний брат.

– Могу тебе рассказать. У нас недавно в одном институте была интересная история, знаю со слов Лёшки – моего соседа, который там работает. Да я и от других слышал из этого института, Академгородок маленький, там все друг с другом знакомы. Переаттестовывался на старшего научного математик Финкель, подавший заявление на выезд. Собирались его провалить как не соответствующего должности по деловым качествам, но… Как говорят злые языки, институтский «кнессет» не мог этого допустить и не допустил. Тринадцатью голосами против одиннадцати проголосовали за него. Есть у них такой Слава Гольц, я его, между прочим, часто в спортзале встречаю, довольно приличный волейболист, так он с трибуны заявил, что своими работами Финкель, возможно, принесет институту мировую славу. «Возможно!» Херня какая-то! Он начал славословие, а Леня Петренко, которого ты знаешь (это было адресовано старшему брату), он когда-то в Харькове работал, с еще одним математиком, Городецким завершили. Леня Петренко вообще меня удивил своей непоследовательностью. Финкеля хвалил, а Гуревича, сам мне говорил, терпеть не может…