Василий Соколов - Избавление

- Ты чего это? - заволновался Алексей, словно догадываясь, что ее тревожило, и легонько потрогал за локоны Верочку. Они чувствовали, как волнение передается друг другу...

Свадебный банкет состоялся в клубе, принадлежавшем земледельческому союзу. И когда в сопровождении дружков и подружек Алексей и Верочка вошли в зал, народу было уже полно, и все обратили взгляд на молодоженов, на Кострова, одетого в ладную новенькую, с иголочки, форму майора. Он правой рукой слегка поддерживал Верочку под локоть, а левую, пустую, с протезом (его все-таки подобрал на поле боя Тубольцев), отводил назад, стараясь прятать в рукаве. Верочка шла чуть впереди, не в силах взглянуть на собравшихся, лишь еле заметным поклоном головы отвечая на приветствия. На нее же откровенно глазели, и была она собой удивительна. Ее одухотворенное лицо пылало. Изящная, полная грации, в белом длинном платье и в такой же белой фате, она казалась плывущей лебедушкой.

Их провели на самое почетное место за передним столом, и Гребенников, заранее уговоренный гостями быть посаженым отцом, а заодно и распорядителем, встал и провозгласил:

- Сегодня у нас, дорогие друзья, необычный банкет, он необычен и для виновников торжества, для Алексея и Верочки. - Иван Мартынович на миг склонился в их сторону, улыбаясь, и продолжал: - Необычен этот банкет и для всех нас. На многих мы бывали, многие события отмечали, а это, теперешнее, ни на какие не похоже. Мы справляем фронтовую свадьбу!

Гром аплодисментов покрыл его слова.

- Я думаю, президиум не будем избирать, - отшутился Иван Мартынович, - и регламент для речей излишне устанавливать...

- А вдруг найдется чересчур прыткий и речистый, такой, что и выпить не даст! - насмешливо заметил командарм Шмелев.

- А мы звоном бокалов перебьем, - ответил Гребенников, как заправский тамада.

- Зачем? - поддел голос из зала. - Пусть себе говорит, нам больше перепадет вина и закуски!

- Итак, прошу наполнить бокалы, - обратился Иван Мартынович.

Столы густо были уставлены бутылками разных форм и с разными сортами вин, вплоть до французского шампанского и румынского рома. Командарм Шмелев увидел в углу бочонок с краном, ничего не сказал, только покачал головою. Иван Мартынович, держа бокал, произнес:

- Поднимем, друзья, тост за то, что отныне наши молодожены - будем их просто называть Алексеем и Верочкой - соединяются обоюдными узами счастья и радости, узами семьи! - Иван Мартынович уже намерился было выпить, как грянул звонкий голос:

- Горько!

- Горько! - подхватили другие.

Сидевший справа от Верочки Алексей поднялся, поднялась и Верочка, и они поцеловались. Гостям этого казалось мало, и они кричали "горько!", и Алексей не отпускал в поцелуе свою суженую.

Гости, поздравляя во время пира молодоженов, дарили им подарки, прекрасно сшитые болгарские дубленки. Дружки ходили с глиняными кувшинами, и сыпались в них со звоном монеты...

На длинных столах, расставленных в зале буквой П (какой-то шутник, а такие всегда находятся в любой компании, сострил по этому поводу, что молодоженам не отделаться от поцелуев!), рдели в вазах розы, гладиолусы, георгины, астры и какие-то, похожие на сирень, ветки, хотя пора была явно не сиреневая, осенняя. И кто-то сказал, что для полного цветочного ассортимента не хватает лишь... шиповника, обыкновенного шиповника.

- Зачем? - спросил, недоумевая, Гребенников.

- Это чтобы Верочка, в случае крайней надобности, могла колюче ощетиниться, ну и вдобавок он ведь съедобный... Как говорят, поедом есть своего муженька!

Не все сразу поняли шутку, а поняв, рассмеялись.

- В таких кустарниках, надеюсь, нужды не будет, ни Алексей, ни Верочка никаких ссор и размолвок не допустят, а вот некоторым в семьях они бы сгодились, - парировал в адрес шутника Иван Мартынович и велел снова наполнить бокалы.

Слово взял генерал Шмелев. Начав издалека, Николай Григорьевич, давая совет молодоженам, как бы извлекал опыт из собственного семейного пути тернистого, полного разлук и тревожных ожиданий, что неизбежно постигает военную кочевую семью. Но право же, путь этот - завидный, путь счастливой судьбы!

- В чем дело, каковы истоки этого пути? - спросил Шмелев. - А в том, что и я, и моя супруга - мы оба до конца верили друг другу и верим посейчас. И вам, молодым, советую: какие бы невзгоды ни обрушивались на вас в пути, верьте в самих себя, как... в восход солнца! - вдруг воскликнул он и поглядел на молодоженов, прошел к ним между рядами, сказал дрогнувшим голосом: - Разрешите по праву старшего поцеловать вас... За вашу обоюдную веру в жизнь! - И они поочередно расцеловались - вино из бокала, который держал в руке Шмелев, полилось на пол, и близко стоящие увидели, как в глазах командарма заблестели слезы.

- Чудесный тост, - сказал Иван Мартынович. - Но расстраиваться, Николай Григорьевич, не надо. Не надо. А мы заслужили право и смеяться и веселиться. Давай музыку! - кивнул он на изготовившихся в ожидании сигнала музыкантов.

То были болгарские музыканты, сидевшие на возвышении сцены, на хорах. Заиграли флейты, длинные пастушечьи свирели, бил в барабан старый усатый болгарин - точно мало ему было одних этих звуков, и он в такт ударял по полу ногами, обутыми в постолы из сыромятной кожи, и гикал.

Милейшая хозяйка украдчиво протиснулась меж столами к тамаде, казавшемуся ей большим начальником, что-то шепнула ему и удалилась, довольная. Выждав, пока музыканты доиграют мелодию, Иван Мартынович поднял руку:

- Внимание, товарищи! К нам пожаловали на свадьбу болгарские танцоры. Поэтому прошу вас слегка фланги столов раздвинуть... Вот так... Поприветствуем наших дорогих гостей, - завидев танцоров в расшитых национальных костюмах, сказал Иван Мартынович, и зал захлопал.

Насколько позволяло место, танцующие вытянулись в цепочку: мужчины чередовались с женщинами, держа друг друга за руки. На середину - к истинному удивлению всех! - вышел, передав на время барабан парню, усатый болгарин из музыкантов. Он взмахнул красным кушаком, и люди пришли в движение. Они делали на необычайной легкости: то медленно и грациозно наклонялись вправо-влево, то притопывали в каком-то азартном ритме, то вдруг смыкали круг и тотчас разлетались в стороны. А усач, не выходя из круга, задорно пел куплеты, и все танцоры подхватывали дружным хором. Болгарский язык очень схож с русским, и собравшиеся улавливали содержание песня.

По ритму движений и напеву угадывалось, что танец посвящен военному событию. Он распадался на отдельные колена. Каждое колено повторялось во все ускоряющемся темпе.

Вот парни и девушки, держась за руки, неожиданно подпрыгнули, бросились в одну сторону и моментально остановились, притихли, устремив взоры куда-то далеко-далеко... Потом вновь стремительно перебежали и разом вскинули головы, выжидательно поглядели вдаль. Тем временем усатый болгарин, находясь в кругу хоровода, мелодичным грудным голосом исполнял куплет. Он пел: девойка в гору бежит, смотрит девойка, высматривает, откуда придет Россия, Глянула на восток - там солнце восходит, оттуда придет Россия...