Василий Соколов - Избавление

Куплет обрывается, и хоровод начинает плавные движения.

Спустя минуту девушки и парни стали легко перебегать по кругу, то приседали на миг, то вдруг вскакивали. Разом приложив ладони рук ко лбу, они вновь глядели на горизонт. А куплетист исполнял: диву девойка дается, или то дикие гуси, или то белые лебеди?.. Это не дикие гуси, это не белые лебеди - это милые гости, это братушки руснаки...

Танец заканчивался в бурном темпе - хоровод плясал и кружился, как в вихре.

Немного подождав, танцоры выпили по бокалу и, закусив, снова образовали цепочку. Подождали усатого болгарина, который вместе со всеми опорожнил еще один бокал, провозгласив: "Здраве, младые!" - и вошел в круг. Завертелся опять хоровод. Теперь исполнялся совсем другой, не похожий на прежний танец. Неистощимый усач снова импровизировал, и все дружно подпевали ему, не сбиваясь с такта. Песня выражала и печаль матери, у которой дочь на выданье, и веселье по случаю свадьбы... Несколько минут длился танец, а ведущий и исполнители не чувствовали усталости. Темп танца становился все задорней и быстрей.

Дверь клуба была открыта, и виднелось, как из-за гор вышла полная и белая, словно перламутровая, луна, и небо как будто распахнулось, стало неоглядно высоким и светлым.

Болгары, точно по уговору, выстроились в одну линию, раскланялись и начали выходить. Их просили, умоляли присесть к столу, со всеми провести вечер. Нет, не захотели: видно, мешал долг вежливости. Собрались покинуть клуб и музыканты, но эти по домам не разошлись, а ходили по улице, вокруг клуба и пиликали, насвистывали на своих инструментах.

Через некоторое время подошел к командарму его адъютант, возбужденный и разгоряченный, что-то полушепотом сказал на ухо, и Николай Григорьевич, выждав недолгую паузу, встал, извинился, что неотложные дела службы вынуждают его покинуть зал, прошел мимо бочки, остановясь на минуту и постучав костяшками руки по крышке, затем приподнял руку, погрозил кому-то в зал пальцем, давая понять, чтобы не особенно пировали.

- Да нет, товарищ командарм, будьте спокойны. Это дело нас не сшибет, - ответил ему шутник.

- Посмотрю. А как ваша фамилия? - поинтересовался Шмелев улыбаясь.

- Лейтенант Голышкин, можете потом проверить.

- Зачем? Верю, - снова улыбнулся Николай Григорьевич и удалился.

А пир не прекращался. И продолжали веселиться в танцах, - теперь уже и молдаванин Митря вырвался в круг, и пошел, пошел то ходко на одних носках, то вприсядку, то на руках вертелся и скакал по полу, ровно юла, и закончил так, что зал ахнул, - дважды перевернулся через голову...

Расходились за полночь. Последними покидали банкетный зал Алексей и Верочка. Они ушли к себе в дом напротив и почти всю ночь напролет слышали веселую и потешную музыку - то болгарские музыканты играли на своих нехитрых инструментах...

Под утро кто-то начал царапаться в окно, раздвинул наружные ставни, открыл не защелкнутые на крючки створки рамы.

- Алешка, к нам кто-то ломится. Никак, воры, или... собака! вскрикнула Верочка.

Алексей скинул с себя одеяло и, еще лежа, окликнул нарочито грубоватым голосом:

- Кто это? Чего вам надо?

Мгновенное молчание.

- Говорите?! Стрелять буду!

Хохот расколол настороженную в потемках тишину.

- Настрелялся, погоди... Один момент!.. - насмешливо проговорили знакомыми голосами, по которым Алексей узнал, что на подоконник забрались Голышкин и Нефед Горюнов.

- Ребята, да вы что? С ума рехнулись озоровать так? - возмутился Алексей.

- Ну-кась давай простыню, чтоб на ворота вывешивать. Обычай требует! - смеялись ухари.

Костров почти негодовал:

- Твари полосатые! Откуда вы взялись?

- Ну вот что, быстренько вставайте, собирайтесь. Объявлена тревога. Выезжаем...

Верочка метнулась, хотела щелкнуть выключателем, но спохватилась, что в одной нижней сорочке, промолвила:

- Уходите скорее... Или отвернитесь!..

Вспыхнул свет, и Алексей начал с уверенной поспешностью одеваться.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Когда Наталья вылечилась, ей ничего так не хотелось, как остаться там же, в полевом госпитале, и хирург Роман Семенович уговорил ее работать при нем ассистентом вместо хроменькой пожилой женщины, у которой от нервного перенапряжения последнее время обострились головные боли, и поэтому она попросилась на менее трудную работу. Случай с заменой подвернулся более чем удобный, и предложение хирурга обрадовало Наталью, она почитала за честь остаться работать под его началом. "Все-таки опытный, многому научит, - думалось ей. - А что касается откровенных ухаживаний Романа Семеновича, то - шутки это, шутки... Посмотрим, однако, какой он ухажер!" - усмехнулась Наталья.

Когда войска перевалили через границу и были в походных колоннах, так как бои, в сущности, не велись, госпиталь тоже перебрался в румынский город, раненых почти не поступало, и было много свободного времени у хирурга и Натальи. Однажды Роман Семенович позвал Наталью к себе в гости, чего она втайне ожидала, - рано или поздно это должно было случиться. Но все равно приглашение было для нее столь неожиданным, что в первый миг, как услышала, растерялась: "Зовет, и главное - на квартиру. Зачем я ему понадобилась? И прилично ли мне идти?"

Вечером Наталья пошла, волнуясь и беспокойно озираясь по сторонам. Город был хмурый, нелюдимый, чужой. Ни одного слова не услышишь. Даже лай собак и то казался Наталье чужим. Вслушалась в пугающую вечернюю пустоту: чуть слышный лай так и остался в темноте, в отдалении...

Наталья зашла в переулок и в темени, слегка прореженной блеклым светом взошедшей луны, разглядела особняк, подошла к калитке, позвала.

Никто не встретил, не отозвался. В правом углу особняка тускло светилось из-за штор окно. Одно-единственное. Она знала: это его окно. Румыны в такую пору обычно спят.

"Чего же он не вышел?.. А ведь настойчиво приглашал. И час назначил".

Наталья прошлась возле решетки, снова приблизилась к высокой калитке и резко, торопливо подергала за ручку. Над козырьком у входа вспыхнул свет, следом со скрипом открылась дверь.

- Роман Семенович, это я, Наталья, - взволнованно и, казалось, рассерженно проговорила она.

- Наташа! Родненькая, ну, скорее. Да-как же так - я уж заждался. А в эту минуту, признаться, увлекся... Занятная книга!

С этими словами он сбежал вниз, шаркая тапочками, торопливо открыл калитку, пропустил вперед Наталью, вежливо поддерживая за руку.

- Зачитался... Дьявольски интересно... Вы уж извините меня.

В прихожей Наталья стянула с себя шинель, повесила ее и неслышными шажками прошла в комнату. Ей бросились в глаза старый резной трельяж, широкая двуспальная кровать, небрежно убранная, а над кроватью почти во всю стену гобелен с изображением оленей и экзотических деревьев.