Наталья Болотина - Потемкин

Как нередко случается с людьми, спустя годы они по-иному видят прошлое и свою роль в событиях минувших дней. Вряд ли Зубов был столь сильной политической фигурой, чтобы добиться опалы Потемкина, много лет стоящего у подножия трона. Скорее князя в столицу звали дела, связанные с завершением тяжелой для юга России войны. Он был убежден: вопрос о выходе Порты из войны решается не на Босфоре, а на берегах Рейна и Темзы, следовательно, надо вести переговоры напрямую с монархами Европы. Но тем не менее, как говорили современники, Потемкин стремился в столицу и для того, чтобы «вырвать зуб» — устранить влияние Зубова на государыню. Екатерина сначала отговаривала его, ссылаясь на необходимость присутствия князя в Яссах в связи с возможным скорым миром: «Касательно до твоего приезда сюда, я тебе скажу, что лично я всегда рада тебя видеть… нахожусь в необходимости тебя просить предпочитать пользу дел и не отлучаться, но, заключа мир, возвратиться, яко миротворец».

Потемкин настаивал на скорейшем приезде в Петербург. Потеряв терпение, 15 января он пишет своей монаршей покровительнице письмо, которое должно было уверить ее в правильности принятого князем решения и его самых искренних намерениях. Потемкин обращается не только к разуму Екатерины, но и к ее чувствам: «Есть ли во мне что хорошее, то назидано Вами. Мог ли я оказать свою годность? На то Вы подали способ. Я тем похвалюсь, что никто другой не может: по принадлежности моей к тебе, все мои добрые успехи лично принадлежат тебе». Подчеркивая, что императрица «с первой молодости» вела его к вершинам государственной власти и политического искусства, светлейший просит не пренебрегать своими советами в столь сложных обстоятельствах.

Государыня понимает, что удерживать Потемкина бесполезно, возможно, он уже в дороге. Она до глубины души тронута его искренностью, решимостью и преданностью ей и делам государства. Навстречу князю летит гонец с новым письмом Екатерины: «Твои ко мне чувства мне известны, и как, по моему убеждению, это часть твоего существования, то я уверена, что они никогда не изменятся; а у тебя иных никогда не знала. Господин питомец мой, ты оправдал мое об тебе мнение, и я дала и даю тебе аттестат, что ты господин преизрядный…»

28 февраля 1791 г. Григорий Потемкин прибыл в Петербург. В эти дни он активно работал вместе с А.А. Безбородко, составляя документы «для отклонения от войны» с Англией и Пруссией, много времени проводил наедине с государыней, решая важные политические задачи, стоящие перед Российской империей. Открытого столкновения с Платоном Зубовым, которого ожидали придворные доброхоты, не произошло. Державин спустя годы писал о «каком-то тайном подозрении в сердце императрицы против Потемкина», его недовольстве назначением поэта-чиновника к докладам по военным делам, странном поведении светлейшего: «Злоязычники говорили, что будто он часто пьян напивается, а иногда как бы сходит с ума, заезжая к женщинам, почти с ним незнакомым, говорит несвязно всякую нелепицу». Но это только придворные сплетни — обычное дело по отношению к людям столь высокого положения и неординарным личностям, как Потемкин.

Сама Екатерина была очень довольна тем, что открытого разрыва между верным фаворитом и новым любимцем все же не произошло. Опытный политик сумел показать свою силу, не прибегая к крайним мерам, и сохранить доброжелательные отношения с Зубовым. «При виде князя Потемкина, — писала императрица 14 мая 1791 г. принцу Шарлю де Линю, — можно сказать, что победы и успехи украшают человека. Он возвратился к нам из армии прекрасный, как день, веселый, как зяблик, блистательный, как звезда, более остроумный, чем когда-либо». Разве могла тогда Екатерина даже подумать, что видит Григория Потемкина последний раз? Он ушел на пике карьеры, могущественный, влиятельный, непобежденный. Россия запомнила его могучим героем и в придворной борьбе, и на военном поприще.

Во время своего последнего пребывания в Петербурге князь окружил себя пышностью и роскошью. На публичные выходы он являлся во всем блеске, с многочисленной свитой из генералов, офицеров и пленных пашей. Столица была поражена грандиозным праздником в знаменитом Таврическом дворце князя, посвященным взятию Измаила. Это была вершина торжества Потемкина.

Таврический дворец был построен по проекту приятеля светлейшего по Московскому университету, служившего у него в штате, архитектора И.Е. Старова — автора фактически всех дворцов Потемкина. Дворец в стиле классицизма поражал своим великолепием. Он славился богатым внутренним убранством, зимним садом с оранжереями, скульптурами, мраморными вазами, фонтанами.

Строительство дворца в Конной гвардии началось в 1782 г. и продолжалось в течение восьми лет; сооружение загородной резиденции князя шло под гром сражений второй Русско-турецкой войны 1787–1791 гг. Среди хозяйственных бумаг Потемкина можно встретить различные документы, счета, реестры, списки строительных материалов, связанные с возведением Таврического дворца, его ремонтом и перестройкой уже после смерти владельца для нужд казны, куда он был куплен у наследников князя в счет его долгов.

В 1790 году Потемкин продал дворец в казну за 450 тысяч рублей, а уже в начале следующего года Екатерина II возвращает князю его как подарок. Подобную операцию Григорий Александрович проделывал несколько раз с некоторыми своими домами и владениями, поддерживая, видимо, таким образом свое финансовое положение. За несколько недель дворец был меблирован и наполнен различными художественными сокровищами, превратился в сказочное место, где Потемкин собрал все свои любимые диковинки.

Таврический дворец стал своеобразной архитектурной одой в честь достижений и побед Потемкина, символом величия и славы Российской империи. Художественный образ дворца, увиденный глазами современника, запечатлен тонким знатоком искусства поэтом Г.Р. Державиным в описании потемкинского праздника, сделанного им по заказу владельца: «Кто хочет иметь о нем понятие — прочти, каковы были загородные дома Помпея и Мецената. Наружность его не блистает ни резьбой, ни позолотой, ни другими какими пышными украшениями. Древний изящный вкус — его достоинство; оно просто, но величественно». Для торжественного бала в Таврическом дворце Державин сочинил также по просьбе Потемкина четыре хора на музыку Осипа Козловского.

Для царственных гостей в огромной зале, рассчитанной на пять тысяч человек, была устроена галерея, поддерживаемая двумя огромными колоннадами. В первой между колоннами было сделано по три ложи для знатных особ женского пола, убранных снаружи подзорами из белой и зеленой тафты. От подзоров вниз по столбам спускались занавесы из такой же тафты, так что каждая ложа представлялась смотрящим снизу прекрасным балдахином. По обеим сторонам противоположной колоннады между последними двумя столбами были поставлены громадные зеркала, увитые зеленью и цветами.