Наталья Болотина - Потемкин

Роскошный праздник Потемкина в Таврическом дворце Екатерина назвала «прощальным вечером», что было понято князем, — государыня желает его возвращения на юг к оставленным планам по прекращению войны. 24 июля 1791 г. Потемкин, сам того не зная, навсегда покинул Петербург. В последний вечер перед отъездом он обедал у племянницы Татьяны. В числе гостей была графиня Головина, считавшая князя одним из самых безнравственных людей, но в этот раз даже ее сердце дрогнуло: Потемкин говорил о скором прекращении дней своей жизни. Многие современники, узнав о смерти светлейшего, вспоминали потом, что он предвидел свою кончину.

Пушкин записал такой эпизод в «Разговорах с Загряжской»: «Потемкин приехал со мной проститься, я сказала ему: “Ты не поверишь, как я о тебе грущу”. — “А что такое?” — “Не знаю, куда мне будет тебя девать”. — “Как так?” — “Ты моложе государыни, ты ее переживешь; что тогда из тебя будет? Я знаю тебя, как свои руки: ты никогда не согласишься быть вторым человеком”. Потемкин задумался и сказал: “Не беспокойся; я умру прежде государыни; я умру скоро”».

Предчувствие его не обмануло. Покинув столицу, Потемкин вернулся на театр военных действий и занялся вопросами мирных переговоров с турками. Болезнь, уже давно подтачивавшая его организм, усиливалась быстро, и все чаще и чаще в письмах его к императрице встречаются жалобы на упадок сил. Из Ясс 6 августа он писал: «…я вчерашнего дни сюда прибыл. Зделал с лишком пятьсот верст в тридцать часов. Что устал и изнемог, о том ничего не говорю…» Переговоры с турками внушали надежду на скорое заключение мира, Потемкин даже потребовал независимости для Молдавии, права России утверждать господарей Валахии и уступки города Анапы. Но тут случилось страшное предзнаменование.

13 августа 1791 г. в местечке Галац от лихорадки умер один из офицеров свиты Потемкина, Карл Александр Вюртембергский, родной брат Марии Федоровны, супруги наследника престола Павла Петровича. Светлейший покровительствовал ему, и великая княгиня неоднократно благодарила его за брата. 5 июля 1789 г. из Павловска Мария Федоровна писала князю: «Похвалы, которые Вы ему даете, меня тем больше обрадовали, что я надеюсь, что все ево старание будет заслуживать хорошие мысли, которые Вы о нем имеете, и всю дружбу и попечение, которое Вы ему уже показали. Будьте уверены о всей моей благодарности и что я больше чувствительна, нежели могу изъявить…» Поздравляя Потемкина со взятием Бендер 17 ноября того же года, что «умножало славу Вашу без пролития крови», великая княгиня снова с искренней признательностью писала князю: «Продолжайте ему (Карлу Вюртембергскому. — Н.Б.) сие раз-положение, и есть ли бы был еще в нынешнюю кампанию случай, где бы он мог показать свою охоту и усердие к службе, я верно надеюсь, что Вы ево употребите».

Смерть члена императорской фамилии произвела сильное впечатление на Потемкина. Он устроил пышные похороны, по жаре прошел в траурной процессии, а затем выпил два стакана ледяной воды. И тут случилось то, что многие сочли за предзнаменование скорой кончины Потемкина. По окончании отпевания князь вышел из церкви, приказали подать его карету, но по случайности вместо нее подвезли гробовые дроги. Потемкин в ужасе отступил — он был чрезвычайно мнителен.

Уже больного светлейшего повезли в расположенное неподалеку местечко Гущ. 15 августа, перед отъездом, он написал Екатерине о том, что заболел: «Бог свидетель, что замучился, идет 2-ой беспрерывный параксизм». Спустя несколько дней светлейшему полегчало, и он, уверенный, что и на этот раз победит недуг, спешит уверить императрицу: «Благодаря Бога опасность миновала, и мне легче. Осталась слабость большая. День кризиса был жестокий. Я не уповал уже Вас, матушка родная, всемилостивейшая государыня, видеть». 29 августа Екатерина молилась в Александро-Невской лавре о здравии своего верного Потемкина и подарила монастырю «большое серебряное паникадило к раке Св. Александра Невского, золотую лампаду, сверх того сосуды золотые с антиками и бриллиантами».

Еще не оправившись полностью от лихорадки, светлейший спешит в Яссы, туда же выехала Александра Браницкая. В сентябре здоровье Потемкина опять ухудшилось. 6-го числа он написал государыне: «Четверо сутков беспрерывный жар, и боль головная, и слабость крайняя. Я во власти Божией, но дела Ваши не потерпят остановки до последней минуты». Вельможа в бриллиантах даже на пороге смерти думал о заботах государственных. В городе свирепствовала малярия. «Такого году никогда не бывало: все немогут, — жаловался Потемкин императрице на тяжелейшую эпидемию. — Дом мой похож на лазарет, в армии в лазаретах больных 8 тысяч, да при полках 10 тысяч. Слава Богу, что не мрут».

Верный Василий Попов неотлучно находился при князе и подробно сообщал Екатерине о здоровье Потемкина. 21 сентября он писал А.А. Безбородко: «Князь опять занемог. Лихорадка мучила его третьяго дня жесточайшим образом, так что его светлость до сих пор не встает с постели». Александра Браницкая и Василий Попов уговорили Потемкина принимать лекарство и соблюдать диету. Появилась надежда на выздоровление, верный секретарь докладывал императрице: «Здоровье его светлости при наблюдаемой им умеренности в пище час от часу становится лутче». Но колесо времени не суждено остановить. Земные дни князя неуклонно подходили к концу. Болезнь наносила все новые и новые удары. В письмах Потемкин уже не скрывает своего отчаяния и говорит о мучительных приступах, послания Попова государыне и Безбородко полны описаний невыносимых страданий князя. Трое докторов — Тиман, Массо и Санковский — констатировали, что «болезнь уже в таком развитии, что обыкновенное врачевание едва ли поможет».

26 сентября Потемкин пишет несколько строк Екатерине: «Измученный жестокими моими страданиями не могу я сам писать. Попов донесет Вашему величеству о моем состоянии, — но у князя достает сил завершить короткое послание по всей форме, — я же до последнего издыхания Ваш благодарнейший и вернейший подданный князь Потемкин-Таврический». На следующий день сил его хватило только на одну строчку: «Матушка родная, жить мне больше тяжело, что тебя не вижу». Он уже знал наверняка, что его бал в Таврическом дворце и вправду стал прощальным, никогда уже не увидать ему столь милое и любимое лицо Екатерины, ее улыбки, не услышать нежного, умеющего повелевать миллионами, голоса. Никогда не назовет императрица своего фаворита «Милая милюшечка Гришенька», никогда он не услышит «Гяур, москов, казак». Теперь они расстались навсегда. Не по вине друг друга, не из-за придворных интриг и козней противников, а по воле судьбы, распорядившейся жизнью Потемкина.