Наталья Болотина - Потемкин

Великолепная эстрада отделяла галерею от зимнего сада. Сквозь колонны был виден райский уголок, наполненный фантазией английского садовника Гульда: живыми лаврами, миртами и другими южными деревьями, усыпанными цветами и плодами. «Под мирною тению их, — писал Державин, — инде как бархат стелется дерн зеленый, там цветы пестреют, здесь излучистые песчанные дороги пролегают, возвышаются холмы, ниспускаются долины, протягиваются просеки, блистают стеклянные водоемы; везде царствует весна, и искусство спорит с прелестями природы». В кустарниках гости могли видеть гнезда соловьев и других поющих птиц — воздух был наполнен их пением. В траве стояли большие стеклянные шары, наполненные водой, в них плавали золотые и серебряные рыбки.

В саду был устроен храм с жертвенником, на нем возвышалась статуя Екатерины из белого мрамора «на порфировом подножии с златой надписью “Матери Отечества и мне премилосердой”». К храму вел затейливый лабиринт, как знак того, что «не легко достигнуть подобного обожания и славы». По тропам лабиринта расставлены статуи славных в древности мужей, мраморные вазы. На зеленом лугу, позади алтаря, сооружена высокая хрустальная «алмазовидная, обделанная в злато пирамида» с вензелем императрицы, украшенная висящими гранеными цепочками и венцами из разных драгоценных каменьев. За обелиском в самой глубине сада — зеркальная пещера, внутри нее колодец и резная купель из паросского мрамора выше человеческого роста.

Покои Таврического дворца не отставали по роскоши и изобретательности украшения от зимнего сада. Художники несколько недель трудились над отделкой и убранством дворца. Весь город только и обсуждал, сколько денег потратил на празднество Потемкин, как обставлены комнаты дворца, что устроено в зимнем саду, сколько провизии и какой закупают служащие князя по всему Петербургу. Увиденное превзошло все ожидания. Залы блистали картинами, коврами, великолепными обоями, различными редкостями и диковинками, поражавшими взгляды любопытных гостей. Особое впечатление произвел золотой слон с необычными часами на спине, шевеливший глазами, ушами и хвостом. Была еще одна диковинка — удивительные часы в форме высокого бронзового дерева, на котором находились павлин, петух, сова и разные малые животные в натуральную величину, искуснейшей работы из металла. Животные, когда часы отмечали время боем, двигались и даже кричали. Как писал Державин, «казалось, что все богатство Азии и все искусство Европы совокуплено там было ко украшению храма торжеств великой Екатерины».

Гостей на празднике собралось множество. Сам хозяин ожидал императрицу в залах дворца. На нем был малиновый фрак и епанча из черных кружев стоимостью в несколько тысяч рублей, столь любимые им бриллианты сияли везде. Унизанная ими шляпа была так тяжела, что князю пришлось передать ее адъютанту. К 6 часам пополудни торжественно прибыла Екатерина II со всем императорским семейством, придворными дамами и кавалерами. Все были в маскарадном платье. Кавалеры оделись в испанскую одежду, а дамы — в греческую, их чалмы и платья были богато вышиты золотом, пояса и ожерелья блистали драгоценными каменьями.

При появлении государыни от алтаря выступил хоровод, состоящий из двадцати четырех пар юношей и девушек из знаменитых дворянских родов России, среди них были и внуки Екатерины — Александр и Константин. Эта великолепная кадриль открыла бал польским танцем. С хоров грянула торжественная песня Державина «Гром победы раздавайся»:

Одарив своим вниманием участников бала, Екатерина уединилась для отдыха в «чертоге, устланном коврами», стены которого были обиты драгоценными тканями. Вдруг «ожил» диковинный золотой слон. Искусно устроенная на нем фигура персиянина ударила в колокол, это было сигналом к началу театрального представления. Уже наступила ночь. После балета и комедии Потемкин пригласил императрицу и всех гостей к парадному ужину.

Гости, вступившие в освещенные залы Таврического дворца, и сама Екатерина не смогли скрыть удивления: «Неужели мы там, где прежде были?» Тысячи лампад внутри дома. Потолок, карнизы, окна, простенки — везде паникадилы, фонари и светильники, наполненные горящим белым благовонным воском. Одни как жар горят, другие как воды переливаются, соединяясь, они создают торжественное сияние, все покрывают своими лучами. «Волшебные замки Шехерезады, — воодушевленно писал поэт Державин о чудесах, представленных Потемкиным, — сравнитесь ли вы с сим храмом, унизанным звездами, или лучше с целой поднебесностью, увешанной солнцами?.. Я весь в зарях. Окна окружены звездами. Горящие полосы звезд по высоте стен простираются. Рубины, изумруды, яхонты, топазы блещут. Разноогненные с живыми цветами и зеленью переплетенные венцы и цепи висят между столпами. Тенистые радуги бегают по пространству…». Такого великолепия давно не видывала столица.

Для народного гулянья перед дворцом устроили качели, поставили лавки, бесплатно раздавали платья, чулки, шляпы, «вареную и невареную пищу», разные напитки. В самом Таврическом несколько покоев заняли богато убранные столы, накрытые дорогими сервизами и заполненные самыми изысканными яствами. Столы расположили амфитеатром, так, чтобы все взоры гостей были обращены к императрице, и, по словам Державина, «казалось, что вся империя пришла со всем своим великолепием и изобилием на угощение своей всемилостивейшей и великой обладательницы». Из кавалеров сидели только принцы, сам Потемкин стоял за креслом Екатерины до тех пор, пока она не приказала ему сесть. В продолжение всего вечера хор из 300 музыкантов светлейшего пел сочиненные Державиным стихи, восхвалявшие всевозможные достоинства мудрой государыни и ее заслуги в судьбе Отечества.

Окончание празднества было не менее торжественным. Державин рассказывал, что Потемкин «с благоговением пал на колени пред своею всемилостивейшею благодетельницею и лобызал ея руку, принося усерднейшую благодарность за посещение». Народное гулянье с пением малороссийских песен продолжалось до самого утра. Иностранный очевидец потемкинского торжества Сенак де Мейльян с удивлением писал к своей приятельнице госпоже NN в Париж о поразившем его поступке могущественного вельможи: «Заметил я и то, что в царстве женщины нет надобности мущинам унижаться перед нею… Пусть было бы это перед императором, — иностранец говорил о том моменте, когда Потемкин упал перед государыней на колени, — и сия глубокая униженность будет показывать только высочайшую власть и беспредельное уважение: но изъявление такой покорности императрице рождает мысль о власти красоты… и я сам готов боготворить царствующую жену». Такое поведение вельможи очевидец объясняет и давней русской традицией — «восточным обыкновением повергаться к ногам государя, когда он изволит посетить чье-либо жилище».