Ронни Касрилс - Вооружен и опасен. От подпольной борьбы к свободе

Я сказал им, что мы не можем гарантировать этого. Но подчеркнул, что у нас была мирная демонстрация, что мы не собирались использовать насилие против солдат. И я попросил их воздействовать на сискейских солдат, чтобы они не стреляли. Но Гильденхейс, Халл и группа их наблюдателей осталась около режущей проволоки, лицом к приближающейся демонстрации. Сискейские солдаты и офицеры, самыми старшими из которых были белые, прикомандированные в Сискей от САДФ, оставались за их спинами вне наблюдения.

Гильденхейс и Халл ждали Рамафосу, который шёл во главе демонстрации. Они хотели поговорить с ним. Я сказал им, что нашей целью было дойти до Бишо, и намекнул, что я не уверен, что у нас это получится, и что скоро Рамафоса подойдет к ним.

Распрощавшись с ними за пятнадцать минут до подхода головы колонны, мы поехали по дорожке, ведущей на стадион. Мы сразу заметили, что с северной стороны стадиона часть забора длиной примерно в десять метров была сломана. Мои спутники объяснили, что эта часть забора была разрушена во время массового наплыва участников предыдущего марша. В двухстах метрах за проломом стояли солдаты.

Разрыв в заборе открывал дорогу в Бишо. «Проход через разрыв» на жаргоне южноафриканского регби означало использование возможности для прорыва в обороне соперников. Создавалось впечатление, что нужно было двигаться этим путем.

Слева были открытые поля, казавшиеся неохраняемыми. Если бы мы повернулись на запад, в том направлении, то мы удалялись бы от солдат. Мы получили информацию о том, что некоторые относились к нам с симпатией. Остальные колебались. Создавалось впечатление, что они были размещены там, чтобы охранять радиостанцию. Не наступая в их направлении, обходя их по большому радиусу, мы могли бы избежать столкновения. Миновав их, мы изменили бы направление и двинулись бы на северо-восток в город.

Нам, тем не менее, показалось странным, что силы безопасности не починили или не заделали пролом в заборе. Было также странным, что благожелательно настроенные Гильденхейс и Халл не сказали мне о проломе и побуждали нас идти на стадион. Мы поразмышляли над тем, не сталкиваемся ли мы с тщательно разработанным планом сискейских сил заманить нас в ловушку. Мы слишком легко отвергли такую возможность.

Через много месяцев, в ходе переговорного процесса у меня была возможность поговорить с одним из старших офицеров САДФ. Судя по тому, что он сказал, Гельденхейс и Халл утаили от нас информацию о том, что сискейские войска были заранее размещены вдоль всей линии режущей проволоки. Их офицеры намеревались твёрдо дать нам понять, что любая попытка перейти границу будет пресечена силой оружия после соответствующего предупреждения. Но Комитет мира вмешался и предложил им отойти, чтобы мы могли использовать стадион: стадион с зияющим проломом в заборе.

По утверждению моих собеседников из САДФ, сискейские командиры, не имея времени починить забор, расположили солдат примерно в ста метрах к западу от пролома, спрятав их в окопах и за кустами. Мы не знали об их присутствии, хотя они лежали прямо на нашем предполагаемом пути движения налево.

Была ли это преднамеренная засада? Или это было, как стремился убедить меня источник из САДФ, путаница из-за недостатка времени, вызванная вмешательством гражданских из Комитета мира.

Когда мы поехали назад вниз по холму, перед нами раскрылась чудесная картина марша: мощная колонна людей шириной в 50–60 человек, извивающаяся вниз по дороге и непрерывно разбухающая. Это была плотная масса людей всех возрастов и обличий, из пригородных посёлков и деревень, большинство — одетые в кроссовки и цветастые, но изношенные майки с короткими рукавами.

Все они были в прекрасном настроении, полны решимости добраться до места назначения, но дисциплинированные и подчиняющиеся командам распорядителей, одетых в форму цвета хаки, которые управляли маршем. За прошедший год я участвовал в бесчисленном количестве демонстраций по всей Южной Африке. Между этими демонстрациями была разница в местных языках. Но общим для них была надежда, чувство юмора, настроение и выдвигаемые требования. Люди хотели положить конец нищете и страданиям. Они добивались основных человеческих прав и свобод. Они хотели прекращения белого господства и коррумпированной системы бантустанов. В таких районах, как Сискей, они добивались права на свободную политическую деятельность и прекращения насилия. Мы использовали мирные массовые действия, чтобы подкрепить за столом переговоров наши требования демократических перемен и создания климата свободной политической деятельности.

Невзирая на жару, люди пели и шутили, переходя от танца «той-той» к более медленным ритмам, подходящим для пожилых людей. В голове колонны, вместе с нашими лидерами за красными флагами ЮАКП и знаменами АНК и КОСАТУ шли священники в церковном облачении. Священники вместе с другими «зачинщиками» демонстрации язвительно называли Гкозо «марионеткой», а Де Клерка — «хозяином марионеток». Они нараспев провозглашали: «Да здравствует Бог!», что сливалось с возгласами: «Да здравствует АНК!», «Долой Гкозо!», «Долой Де Клерка!». Но сильнее всего выразил настроение людей Стив Тшвете в своей речи в начале марша. «В этот день, — заявил он, — мы выгоним свинью из хлева».

Я доложил руководству о положении на границе. Было единогласно решено, что мы «используем» пролом в заборе. Сирил Рамафоса пойдёт с частью демонстрантов к барьеру из режущей проволоки и будет вести переговоры о том, чтобы нам дали возможность двигаться по дороге на Бишо. В это время основная колонна двинется на стадион и сразу же пойдёт через пролом в сторону города. Меня попросили возглавить эту колонну вместе с Крисом Хани и несколькими местными лидерами.

…Когда вторая вспышка огня затихла, Буши опять закричал, что ему нужна помощь. Те из нас, кто был рядом, лежали без движения, лицом вниз, не решаясь двигаться до тех пор, пока мы не будем уверены, что стрельба прекратилась. Буши вновь жалобно застонал. Как долго могу я оставлять без внимания эти стоны? Я пополз к нему, сначала осторожно, потом смелее по мере того, как отзвуки залпов затихали в поле.

Ему было очень плохо, но он смог сказать мне, что, как ему показалось, резиновая пуля попала ему в правый бок. Я осторожно перевернул его и обнаружил, что его рубашки и брюки пропитались кровью. Его поразила пуля с твердым наконечником, оставившая открытую рану живота. Двигаясь по-прежнему ползком, я начал тащить его к стадиону, находящемуся примерно в сорока метрах. Несколько человек пришли мне на помощь, и мы пронесли его через злополучный пролом в заборе и через туннель, ведущий на футбольное поле.