Ронни Касрилс - Вооружен и опасен. От подпольной борьбы к свободе

— Пойми меня правильно. Читать Маркса, Ленина, Розу Люксембург — даже какого-нибудь чёртова Кугельманшмугельмана — очень важно. Но никто из них не захотел бы, чтобы мы просто копировали их, чтобы мы имели слепую веру в них как в религию. Теория произрастает из нашей собственной реальности — не так ли, Поннен?

— Не знаю, откуда Роули взял эту теорию заговоров, — начал он. — АНК и партия запрещены. Мы не можем обсуждать проблемы публично. В любом случае, некоторые вещи могут обсуждаться только тайно. Насколько мы с Верой знаем, вопрос об изменении стратегии, об отходе от исключительно ненасильственных методов обсуждался в Движении. Некоторые из наших выступили против этого, но мнение большинства должно признаваться. Что касается анархизма, то это неорганизованное и, как правило, бесцельное насилие. Насколько я понимаю, Умконто задумано как организованная и дисциплинированная сила. В нашем положении мы не можем в одночасье создать массовую армию. Большевики сумели сделать это, поскольку русские рабочие и крестьяне уже находились в царской армии и они восстали. Мы должны начать малым числом, тайно и постепенно наращивать свои силы.

Поннен сделал длинный глоток своего напитка. Вера, Элеонора и я не могли отвести от него глаз.

— У Роули навязчивая идея об организации масс и он уже не понимает, что повторяет это как патефон, — усмехнулся он. Вера кивнула как покорный ребёнок. — Некоторые позиции заслуживают повторения, — продолжил он. — Нам нужны вооруженные акции. Я надеюсь, что эти взрывы приведут к полноценной вооружённой борьбе, когда мы сможем бросить вызов монополии режима на насилие. Но эти действия должны быть неотъемлемой частью общей борьбы народа. Они должны быть связаны с массовой борьбой в городских и сельских районах. Добиться этого, возможно, будет непросто. Время покажет.

Затем я был арестован. Это произошло на работе. Однажды утром директор по творческим вопросам с озабоченным видом появился в двери моего кабинета и сказал:

— Вас спрашивает полиция.

Двое полицейских стояли в его кабинете. В своих тускло-коричневых костюмах они выглядели совершенно чужими здесь, в мире рекламы. Более низкий из этой пары представился как лейтенант Гроблер. Это был жилистый маленький человек с рыжими волосами и усами, с беспокойными глазами, которые создавали впечатление бурной внутренней энергии. Он показал мне ордер на арест и сказал, что задерживает меня в соответствии с законодательством о чрезвычайном положении в Пондоленде.

Натальское отделение КОД выпустило брошюру в поддержку восстания племени мпондо против навязывания им вождей, назначенных правительством. Слова Гроблера вызвали у меня облегчение. Меня тревожила возможность ареста за подрывную деятельность, а не за выпуск листовок.

— Но мы находимся в Нагане, — сказал я. — Как вы можете арестовывать меня по законодательству, относящемуся к Пондо?

Это его ничуть не смутило. Меня доставили в полицейский участок, зарегистрировали, сняли отпечатки пальцев и заперли в камеру. Вот и сидел я в костюме рекламного агента, выглядя столь же несуразно, как и Гроблер в нашем агентстве. Я слышал о том, что Гроблер был недавно переведён в полицию безопасности из отдела по расследованию убийств и грабежей, где он приобрел репутацию умелого и беспощадного следователя.

Вместе с двумя другими деятелями КОД, в том числе и с Грэхамом Мейдлингером, я предстал перед судом в небольшой деревушке в Пондоленде. К этому времени я был секретарём КОД от провинции Наталь и мы трое составляли исполком провинциальной организации КОД. Роули устроил так, что нас выпустили под залог, поэтому к началу процесса мы разместились в единственной гостинице этой деревушки. Она была переполнена сотрудниками «Special Branch» — Специального отдела полиции из Дурбана. Было крайне интересно изучать «SB», как мы их называли, с близкого расстояния. Это была команда сердито выглядевших людей, которые играли в карты и пили до глубокой ночи. К своему удивлению, я обнаружил, что они то и дело ссорились друг с другом, прежде всего из-за разницы в зарплате. Это дало мне шанс познакомиться с одним из них, с тем, который особенно сильно сокрушался по поводу неравной зарплаты. Начался дружелюбный разговор. Его начальник, однако, сурово посмотрел на него, и он прервал беседу.

Из-за своего буйства полицейские утратили расположение управляющей гостиницей и её немногих постоянных обитателей. Мы же, три «коммуниста», были сдержанными в наших манерах, что составило резкий контраст с их поведением.

В ходе судебного заседания многие свидетели заявили, что они получили наши листовки по почте. Таким образом, дело со стороны государства развалилось, потому что судья поддержал наш довод о том, что законодательство о чрезвычайном положении в Пондоленде не может распространяться на нашу деятельность в Дурбане, откуда мы отправляли свои листовки по почте.

Мы уезжали из гостиницы в хорошем настроении. Управляющая гостиницей и её постоянные обитатели пожелали нам удачи, поскольку они увидели, что мы не были столь опасными и неприятными, как им представлялось вначале.

Несмотря на успешный исход процесса, я потерял работу. Мне была предоставлена возможность уволиться по собственному желанию, но я отказался из принципа. Я не скрывал своих политических взглядов. Многие сотрудники фирмы симпатизировали мне. Некоторые из них покупали у меня брошюры Конгресса и посещали заседания, которые мы организовывали дома для тех белых, которым хотелось больше узнать об АНК. Самым лучшим из них был молодой сценарист с чрезвычайно своеобразным складом ума и сильно развитым чувством юмора. Его звали Барри Хиггс. Вместе со своей подругой Сибиллой, которая работала в том же книжном магазине, что и Элеонора, он стал одним из активных членов нашего круга.

Отношение к белым, связанным с АНК, граничило с паранойей. Как и многие другие, ставшие жертвами преследований за свои демократические убеждения, я тоже почувствовал на себе неадекватную реакцию, которая насаждалась среди власть имущих. На митинге в Дурбане по случаю Дня прав человека я говорил о нашем требовании всеобщего избирательного права и закончил свое выступление лозунгом «Один человек — один голос!». Министр по делам банту [11] Принятое в белой Южной Африке обобщенное название всех африканцев. впоследствии отреагировал на это бранью в адрес белых коммунистов в Дурбане, которые «возбуждают банту» иностранными идеями. Я получил предписание, запрещающее мне посещать массовые мероприятия или встречи с участием более трёх человек. Вскоре после этого Конгресс демократов был запрещен на основании Закона о подавлении коммунизма. Хотя в КОД были члены, такие, как Роули и Вера, кто не скрывал своих коммунистических убеждений, в организации было и много людей, которые не были коммунистами.