Ронни Касрилс - Вооружен и опасен. От подпольной борьбы к свободе

Если человек видел недостатки советской экономики, его система взглядов подвергалась испытанию. Меня беспокоило то, как Запад к концу ХХ-го века добился технологических достижений, опережая социалистическую систему, производительные силы которой к тому времени должны были быть более развитыми. Конечно, было несложно дать рациональное объяснение, что мы попросту недооценили возможности капитализма и переоценили стадию развития, достигнутую социализмом. По крайней мере, в то время.

Проще было также умиляться коммунистической риторике, революционному наследию и прошлым достижениям, чем видеть внутренние проблемы, присущие этой системе. Октябрьская революция 1917 года, конечно, преобразила отсталую царскую Россию в мощную мировую державу. Только позже стало ясно, что на определённой стадии развитие замедлилось, и попытки создать социалистическое общество подвергались убийственному искажению.

Много надежд возлагалось на горбачёвские реформы. Те военные и представители партии, с которыми мы сотрудничали, в то время были ещё полны оптимизма и решимости продолжать оказывать нам помощь.

Нашим лучшим советским другом был товарищ, с которым мы сотрудничали много лет в Москве, который сначала представлял Комитет афро-азиатской солидарности, а затем Центральный Комитет партии. Его имя было Владимир Шубин. Он был похож на медведя, с громыхающим голосом и сокрушающими кости объятиями. Хотя он был примерно одного возраста со мной, он был для всех нас как дядюшка и особенно заботился о здоровье более старших лидеров, таких, как Мозес Мабида и Оливер Тамбо. У него был острый, как бритва, ум и прекрасная память, удивительное понимание ситуации в Южной Африке и впечатляющее чувство того, что правильно, а что нет. Это относилось и к политическим, и к личным вопросам. Я иногда задумывался над тем, было ли это последнее качество проявлением его крестьянского происхождения или марксизма. Для Шубина никакая задача, большая или маленькая, не была слишком сложной. Некоторые из нас с уважением называли его «Tovarish Mozhna», что означало «Товарищ Можно». Он никогда не отказывал в разумной просьбе, но покачивая в размышлении своей большой головой, обычно отвечал: «Да, да… можно… можно».

Вопреки западным представлениям времён «холодной войны», Советский Союз не контролировал и не направлял нас. Представление о многочисленных русских заговорщиках, в глубокой ночи в Кремле при свете ламп вырабатывающих планы захвата Южной Африки, могло только вызвать смех. Это не означает, однако, что как люди, имеющие собственные традиции революционной борьбы, они не делились с нами своим историческим опытом и идеями о том, как свергнуть диктатуру. Шубин был одним из небольшой группы товарищей, которых было меньше, чем пальцев на руке, и которые занимались поддержкой нас — это прежде всего включало в себя военную помощь, предоставление стипендий и гуманитарную помощь. Компартия Советского Союза, естественно, имела тесные связи с Южноафриканской компартией и, конечно, была бы счастлива увидеть победу социализма в Южной Африке. Но КПСС не пыталась манипулировать Южноафриканской компартией и не пыталась сделать ЮАКП посредником в отношениях с АНК. Конечно, АНК пользовался плодами отношений, существовавших между СССР и ЮАКП. Ещё в 1963 году Оливер Тамбо приехал в Москву вместе с Котане, чтобы договориться о подготовке бойцов АНК в Советском Союзе. Но Москва предоставляла такие же возможности для обучения и тем освободительным движениям, которые не были связаны с коммунистическими партиями. Иными формами помощи со стороны СССР и других социалистических стран были предоставление авиабилетов, приём на отдых и лечение и оказание небольших бытовых услуг. Всё это не было связано с какими-либо условиями. Я никогда не встречался со случаями и не слышал о таких случаях, когда предоставление помощи ЮАКП или АНК оговаривалось бы какими-нибудь условиями или попытками направить наши действия на что-либо, не связанное с первоочередными целями борьбы за свободную, нерасовую и демократическую Южную Африку. Во время пребывания в изгнании мы имели возможность пользоваться возможностями социалистических стран для проведения встреч и конференций в безопасности. И всё это было бесплатно.

Мы проводили шестой съезд ЮАКП в ноябре 1984 года в одном месте неподалеку от Москвы. Это мероприятие начиналось как конференция. Предыдущий съезд нашей партии проходил в 1962 году в Южной Африке в условиях подполья. Уставные мероприятия последующих лет проходили как расширенные заседания Центрального Комитета или как специальные конференции. Во время перерыва в заседании я встретился с Шубиным, которые возглавлял небольшую группу людей, оказывавших нам техническую помощь.

— Скажи мне, — спросил я, — сколько делегатов было на первом съезде вашей партии в 1903 году?

— Тринадцать, включая Ленина, — ответил он.

— У нас здесь сорок делегатов. Я собираюсь предложить проект резолюции, объявляющей это мероприятие съездом. Это будет гораздо более важное событие для учебников истории, не так ли?

— Неплохая идея, — засмеялся он. — Одна из подпольных партий в Латинской Америке в прошлом году проводила съезд в микроавтобусе «Фольксваген».

Съезд решительно подтвердил курс на вооружённую борьбу и заявил о необходимости укреплять как подполье, так и нарождающееся профсоюзное движение.

Лагерь в Какуламе когда-то был базой ЗАПУ. Он располагался на обширной территории в буше и в нём было до пятисот новобранцев. Это были «молодые львы» из чёрных посёлков, которые продолжали потоком уходить из Южной Африки, чтобы вступить в МК. Крис Хани стал начальником штаба МК и мы часто вместе выступали в этом лагере. Крис — сильная и жизнерадостная личность, был самым энергичным из всех нас, входивших в Штаб военного командования. Он постоянно бывал в лагерях и неутомимо работал над тем, чтобы облегчить процесс возвращения бойцов в Южную Африку. Он был вдохновляющей силой и одновременно чрезвычайно тёплым и заботливым человеком, обладающим многими замечательными качествами, включая заразительное чувство юмора. Но больше всего поражала его память на имена товарищей, его глубокое знание их личных проблем и готовность заниматься этими проблемами. Это было отнюдь немаловажно в условиях, когда личный состав постоянно менялся: люди прибывали, убывали, появлялись вновь, иногда через несколько месяцев, а иногда и лет. Всегда была длинная очередь товарищей, которые хотели обсудить с ним волновавшие их вопросы. Поэтому куда бы он не приезжал, Крис работал чуть ли не круглосуточно.

Мы начали сотрудничать с ним в Танзании почти 25 лет назад. Было очень увлекательно наблюдать за его политическим и человеческим ростом. В лагерях он чувствовал себя как дома и напряжённо работал над тем, чтобы восстановить моральный дух нашей армии. «Времена мятежа, — сказал он мне, когда мы обсуждали нынешний высокий дух в Какуламе, — были самым тяжёлым и требующим сосредоточенности испытанием, через которое я когда-либо проходил». Он был человеком, лёгким в общении. Мы разговаривали и о чувствах, которые он испытывал, когда лагерь Панго был отвоеван у мятежников и начались массовые казни.