Ронни Касрилс - Вооружен и опасен. От подпольной борьбы к свободе

Я понял, как мне будет не хватать её чувства юмора:

— Исходя из нашего сценария, полиция могла начать расспрашивать жильцов в йоханнесбургском доме не ранее вчерашнего вечера. А скорее всего, только сейчас. Им должно повезти так, как требуется, чтобы наткнуться на золотую жилу, но если это произойдёт, то они смогут начать наводить справки в университете сегодня во второй половине дня. Это означает, подруга, что чем раньше вы уедете, тем лучше.

Когда Роза согласилась, что «осторожность — это самая важная часть храбрости», мы провели ещё несколько минут, обсуждая дальнейшие действия, и настраивая её на необходимый образ мыслей. Как только я добился того, что она увидела опасность задержки, мне нужно было внушить ей — и через неё Келли — чувство уверенности. Наша гипотеза основывалась на том, что полиции нужно будет выбить у Адониса показания, которые наведут их на путь к моему конспиративному дому в Дурбане, сделать разработку зацепки за Грейс первоочередной и выйти на настоящее имя Розы через серию быстрых и удачных находок. Было возможно, но не вполне реально, что они смогут в этот же день выйти на театральное отделение университета с описанием молодой женщины чуть старше тридцати лет, говорящей с американским акцентом, настоящее имя которой они не знают, поскольку она скрывала его от своих соседей, чей адрес был фиктивным, но которая, как полагают, поступила на это отделение в феврале 1989 года.

— Я думаю, что даже если они сработают профессионально, у нас по-прежнему есть пара дней в запасе. Но у нас нет времени, чтобы расслабляться, — сказал я деловым тоном. — Забронируй места на первый же вечерний самолёт. Убери машину с улицы. Я позже отправлю её в какое-нибудь безопасное место. Будьте готовы к пяти часам вечера. Я отвезу вас обеих в аэропорт. Иди собирать свои вещи, Розенкранц!

К полудню я был около ворот Центральной тюрьмы Претории. Питер Харрис — юрист, специализирующийся в области прав человека, ждал меня. Мы поприветствовали друг друга и он выразил надежду, что нас скоро впустят. Через пять минут он потерял терпение и через переговорное устройство сумел выйти на кого-то из тюремного начальства.

Он пожаловался на задержку. Изнутри начали приносить извинения, что меня удивило, и с шипением в гидравлической системе огромные ворота начали нехотя открываться. Мы вошли в приёмное помещение. Один из надзирателей, управлявший дверью, нажал на рычаг и она со шипением закрылась за нами. Питер объяснил, что эта хитроумная система и другие меры безопасности появились после побега Алекса Мумбариса, Тима Дженкина и Стефена Ли в 1979 году.

Перед тем, как идти дальше, мы сдали свои документы. Питер объяснил, кто мы такие и с какой целью пришли. Нас пропустили через рамку детектора металла, чтобы проверить, не несём ли мы тайно оружие. Затем нам сказали подождать.

У меня появился комок в горле при мысли о том, что если бы я не ушёл за границу в 1963 году, то это место было бы моим домом на двадцать лет. Хотя я думал о прошлом, другая часть моего мозга содрогалась от мысли о том, что у меня ещё есть возможность попасть сюда.

Нам сказали, что заключённый, которого мы хотели увидеть, ждёт нас. Снова гидравлическое шипение и мы пошли по натёртому полу перехода, через зарешёченные двери и затем вошли в комнату.

Там, одетый в оливково-зелёную форму, стоял Дамьен Де Ланге, отбывавший 25-летний срок. Мы бросились в объятия друг другу. Он выглядел подтянутым и здоровым, и я сказал ему, что в этой форме ему завидовали бы товарищи в лагерях. Дамьен широко улыбнулся. Он знал, что оливковую форму носят кубинцы и что именно эта форма являлась предметом зависти бойцов МК от Анголы до Танзании. Нам сказали, что у нас 45 минут на встречу, которая, к моему удивлению была «контактной» (прим. — позволявшей прямой контакт людей, без разделительным перегородок). Это было первое «контактное» посещение, которое было разрешено Дамьену за последние два года. Я поздравил его с женитьбой на Сюзанне, которую я также надеялся увидеть в соседней «женской секции». Он показал мне своё обручальное кольцо и сказал, что получил поздравительную открытку от Элеоноры.

Сержант из тюремной службы наблюдал за нашей встречей. Я высказал впечатление, что отношение со стороны официальных лиц было неплохим. Дамьен быстро всё понял и засмеялся: «Сейчас эти ребята ведут себя наилучшим образом, потому что… это новая Южная Африка», сказал он, имитируя Де Клерка.

Он и другие заключённые, которых мне удалось повидать в этот день, больше всего хотели знать, что процесс переговоров будет означать с точки зрения их приговоров. Я встретился ещё с Яном Робертсоном, осуждённым вместе с Дамьеном, а также с двумя заключёнными, которые находились в камере смертников. Это были Мтетели Мнкубе и Зонди Нондула. Они были приговорены к смерти за операцию на границе, в ходе которой погибли полицейские. Мы разговаривали через внутреннюю переговорную систему и через стеклянную перегородку могли видеть друг друга.

Я сообщил им, что руководство настаивало на том, чтобы их освободили, как часть предварительных условий для полноценных переговоров. Я пообещал им, что если необходимо, мы начнем массовые действия, чтобы добиться выполнения этого требования. Хотя мне хотелось оставить их с чувством надежды, я был осторожен, чтобы не вызвать излишних ожиданий в отношении возможности скорого освобождения. Я призвал их сосредоточиться на учёбе. Правительство явно будет тянуть время «используя вас, политзаключённых, в качестве заложников для обмена на уступки с нашей стороны, которые нам было бы трудно сделать».

Кульминацией визита была встреча с Сюзанной. Мы сидели за маленьким столом, после того, как я сердечно обнял её не только от себя, но и от имени моей жены и сыновей, которые её хорошо знали. Всё это происходило в присутствии надзирательницы.

Меня удивило, что она выглядела просто блестяще. Она была одета в хорошо сшитые бежевые брюки и зимний свитер, одетый поверх рубашки. Её волосы, ярко-рыжего цвета, были уложены. На ногтях был маникюр.

— Они относятся к нам неплохо, — ответила она жизнерадостно. — И в самом деле, они предпочитают, чтобы мы выглядели хорошо, делали перманент, отращивали ногти, даже советуют, чтобы мы натирали ноги кремом, как делают сами.

Она засмеялась. Надзирательница пыталась выглядеть безразличной, но это, конечно, была уже не консервативная африканерка с каменным лицом, как в прошлые годы.

— Они думают, что если мы будем выглядеть нарядно, то перестанем быть коммунистами. Но я намерена превратить вот эту в сторонницу марксизма-ленинизма, — сказала она шутливо, показывая пальцем на надзирательницу.