Семeн Бронин - История моей матери. Роман-биография

— Если картофельный, то и луку хватит, — сказала ее соседка. — Им все равно — лишь бы погорячее.

— Баланду варить всем на посмешище? Никогда!

— Может, яичницу с ветчиною? — предложила Рене. Жиль усмехнулся: он не ожидал от подруги такой наивности. — Деньги есть, — объяснила Рене и достала из кошелька средства, взятые из партийной кассы.

— Деньги?! Что ж ты раньше-то молчала?! Да с деньгами я горы сворочу — не то что эти палатки!

— Есть где купить? — спросила Рене, передавая ему деньги.

— Рене, ну что ты спрашиваешь? С деньгами-то?! Гляди, и твой Серж идет!

— Яичница? — Серж при разговоре о еде вышел из тени: как всякий журналист «Юманите» он был вечно голоден. — Но для этого нужны, как минимум, ветчина и яйца.

— Да еще прибавь: дрова и печку, — прибавил Жиль. — Мы все учтем. За яйца и ветчину платят, а печка и дрова в складчину!

— А пока суть да дело, надо ребят занять, — воодушевился Серж. — Научим их морскому семафору?..

Общее молчание было ему ответом.

— Давайте лучше в футбол сыграем, — примирительно сказал автолюбитель, бывший в курсе всех спортивных и технических новшеств. — Футбольного поля нет, но можно разметить.

— На это флажки и пойдут, — сообразил Жиль. — Ими и ворота и края поля обозначить можно.

— Свисток надо найти.

— У полицейского возьмем, — нашелся и здесь Жиль. — Все равно без дела стоит. — Действительно, за ними присматривал полицейский в форме, присланный для порядка. Он скучал и не прочь был к ним присоединиться — особенно после разговора о яичнице с беконом, который умудрился услышать, хотя и стоял на приличном расстоянии.

— А даст? — Серж питал классовую неприязнь ко всем стражам порядка.

— А отчего нет? — сказал Жиль. — Что он — не как все? Это работа у него такая. Еще играть с нами будет — не то что свистеть. Ну все! Программа классная! Вина нет, но не тот день сегодня…

День прошел на славу. Сначала играли до упаду дети, потом — родители, сменявшие их по мере их выбывания. Азарт игры был остановлен лишь запахами яичницы: на английский манер — под стать игре — с беконом, то есть вполне французской ветчиною. В палатках было уютно и тепло от невесть откуда взявшихся печек. В разгар пиршества появился сам Дорио, привлеченный сюда слухами о необычном мероприятии на смежной с ним территории. Он приехал на автомобиле, которому тут же позавидовал любитель из Стена и пошел его осматривать. Дорио, как всегда, был не один, а с Фоше, следившим за тем, чтоб он не сказал и не сделал лишнего, и с женщиной-активисткой, яркой тридцатилетней блондинкой — как показалось Рене, славянского происхождения: она говорила с легким акцентом и не сводила с него глаз — не на французский манер, а на какой-то из славянских: полька или украинка.

— Рене здесь?! То-то все на высшем уровне! Так вы, пожалуй, нас обгоните! И Серж? А ты что тут делаешь?

— Это моя задумка, — Серж обрел на миг былую значительность. — Я веду в «Юманите» отдел для самых маленьких.

— Аа! — протянул Дорио с хорошо разыгранным почтением.

— Но это пока эксперимент, — поправился Серж: чтоб не выглядеть наивным.

— С палатками?! Да мы этими экспериментами три года занимаемся! — Дорио не любил, когда забывали Сен-Дени и его первенство в рабочем движении.

— Я не это имею в виду… — и Серж рассказал о проекте организации лагерей по всей территории Франции.

— И ты думаешь получить что-нибудь под это? — спросил его Дорио. — Доверчивый ты человек, Серж. Обдурят.

— Как?

— Увидишь как. — Дорио не делился опытом с людьми, которых не признавал своими, но сказал все-таки: — Ты в поездах когда-нибудь ездил?

— Ездил, конечно.

— На кого чаще всего деньги просят? На детей, верно? Малых да болящих — самая верная приманка: дают всего щедрее. А куда деньги потом идут? Не спрашивал? Вот и я тоже… Зачем вообще просить? Надо зарабатывать. Мы в Сен-Дени научились этому и живем, я считаю, неплохо. Что нужно рабочему? Чтоб его уважали. Верно? — он обратился к Жилю, который неотрывно смотрел на него и переводил взгляд только на Рене, как бы сверяя по ней впечатление от руководителя, которого не видел прежде. — Хороший парень, Рене. Надо бы украсть его у тебя. Он же, небось, все это сделал? Не сами же собой палатки развернулись и поле для футбола разметилось?

— Палатки я частично привез, — сказал Серж. — Теперь не знаю, как возвращать. В трех местах продырявлены, в двух прожжены.

— Посчитал? Поможем ему? — обратился Дорио к своему помощнику. — Дай ему новые — у нас есть, а эти починим в мастерской у Пижона: он у нас заказ на три тысячи получил — пусть проценты платит. Так вот, я говорю, уважение нужно рабочему — его получают силой, нагоняя страх на буржуев, а добившись своего, живут себе в удовольствие. И необязательно кого-то отлучать и гнать от общей кормушки — все хотят жить, даже полиция. Верно, капитан? — спросил он полицейского.

— Так точно, генерал, — в тон ему отвечал сержант, который, играя в футбол, снял мундир и теперь, в присутствии начальства, надевал его снова.

— Про меня говорят, я с полицией вожусь, — продолжал Дорио. — Да я не с полицией — с самим чертом дружбу сведу, если это делу полезно. А эти, — он махнул куда-то в сторону противников из Политбюро — хуже Людовиков! Те тоже никому жить не давали и во все нос совали. А они еще и не от себя, а по чужой подсказке! Научились у русских друг друга есть — этих хлебом не корми, как они говорят, дай только вцепиться зубами в чужую задницу! Что ты меня дергаешь? — выговорил он Фоше, который уже хватал его за рукав, призывая к сдержанности. — Мы в свободной стране живем — это они нам сюда свою охранку ввозят! — Он был выпивши. — Дай я еще с Рене поговорю: она мне всегда нравилась. Рене, у тебя одна беда есть: ты жить боишься. Что ты сейчас делаешь? Лицей кончила?

— Заканчиваю.

— А потом что?

— Учиться пойду. В Сорбонну на юридический и в Политическую школу на дипломатическое отделение. — Рене уже остановила выбор на этих двух учебных заведениях. Дорио скривился как от горькой пилюли.

— А жить когда? Римское право учить? Это еще полбеды, будешь в судах очки всем втирать, а дипломатический зачем?

— Международное право хочу знать.

— Да нет никакого международного права. Кто сильней, тот и прав… Напрасно ты. Нельзя долго учиться. Учеба мозги сушит и времени для жизни не оставляет. Ты лучше поживи немного, потом поучись, потом снова поживи, снова поучись. У тебя и без учебы полно способностей — ты их только губишь. Ты находишь простой выход из трудных ситуаций — это любых знаний стоит. Тебе б цены не было, если б ты еще жить любила и среди людей вертеться… Тебя что, в детстве не баловали?.. — Он поглядел на Рене, она из скрытности смолчала. — Значит, так. Но мы все так — те, кто в революцию лезет. У всех детство поломанное. Но надо свое брать, нагонять упущенное! Любовники тебе нужны, Рене, а не занятия римским правом. Вон какой парень с тебя глаз не сводит. Сойдешься с ним — я тебе его оставлю. А то моя подруга уже навострилась. — Он оборотился к сопровождавшей его блондинке и широко ей улыбнулся: — Что я слишком долго с тобой разговариваю.