Иулиания - Он хотел жить и умереть странником. Воспоминания об иеросхимонахе Алексии

…А как он ножки мыл!!! Ради того, чтобы батюшка помыл ножки, не то что в горы, вокруг земного шара трижды обежишь!!! Счастье к такому святому человеку попасть. Из него любовь прямо лилась.

Многие думали, что он постоянно был таким. Ничего подобного! Чем заботливее отец, тем строже. В нем были и твердость, и такая непреклонность. И так может взгреть! Отец Мардарий был всегда радостный и светлый в том, что направляло ко Господу, взыскательный и строгий – во всем, что не для Бога, тогда или замыкался, или мог «жару дать». Остерегался воли человеческой, его все склоняли «благословите вот так-то» или «я уже уезжаю, благословите». То есть просили благословения на свою волю, а не на волю Бога, которая открывалась через старца. Редко, кто говорил: «Как Вы благословите». А потом использовали и говорили, дескать, старец благословил так-то и так-то.

Как-то ко мне подошел один незнакомец и говорит:

– Вы советские монахи!!!

– Советские монахи? Да все наши отцы – пострадавшие, один отец Мардарий чего стоит! Все отцы пострадали от советской власти, но продолжали нести свой монашеский подвиг в пустыне. Они же наши мученики!

…В те годы я старался приезжать к старцу почаще, но не всегда получалось. Несколько лет подряд мы виделись примерно два раза в год. Батюшка всегда ждал меня, и я знал, что старец за меня молится. В последнюю нашу встречу в горах он сказал, что мы еще с ним увидимся. И вот мы встретились, но уже в Юрьеве. Какая радость была на его лице! За эти годы у меня многие были скорби. Но я уверен, что по его молитвам, я мог их преодолевать. И в том, что Господь вывел меня уже на такое, более высокое служение, думаю, помогли батюшкины молитвы. Они очень во многом мне помогли.

После нашей встречи в Задонске у меня открылось, можно сказать, «второе дыхание» покаянной жизни, появилась особенная тяга к молитве. И до этого я старался жить по заветам старца, но со временем притупилось мое стремление к подвижнической жизни тех лет, а в те молодые годы все было свежо, и я больше трудился, исповедовался у старца в пустыне. Когда же батюшка вернулся в Россию, я к нему приезжал и в Юрьево. И когда я уже здесь исповедовался у батюшки, ему стало очень тяжело. А у меня после исповеди как будто крылья выросли заново. Видно, мое состояние окаменелости, «замшелости», нерадения, которое обрелось в мирской суете, стало непомерной ношей для духоносного старца, который умеет глубоко заглянуть в душу, увидеть твое состояние, дать умные советы. Все это действительно очень повлияло на восстановление моей духовной жизни, активности в ней. Это были не только слова, но и внутреннее проникновение. Я опять начал усердствовать в исследовании страстей своих, борьбе с ними, в обретении добродетелей, в выполнении заповедей. И после этого стал дорожить каждым днем, каждой службой, старался вникать в каждое слово.

Вспоминал подвиг батюшки и думал, как мы далеки от того пути, который проходил этот великий подвижник. И эта память до сегодняшнего дня помогает преодолеть многие трудности борения на молитве. А такие трудности возникают у каждого человека. У кого нет преодоления, у того и трудностей нет. Мир приносит вред, и очень серьезный. Особенно в миру очень трудно сохранить духовное равновесие: чтобы не шатало, не подогревались страсти. Они же в тайне, внутри, а потом, когда начинают проявляться, то человек даже не может осознать, что он подвергся такому нападению внутренних страстей. И если нет опытного духовника, то он может этого и не заметить. Мы у пустынников молитве, смирению обучались.

Мне вспомнился один замечательный подвижник с Валаама, схимник Иоанн, ныне почивший. Свой духовный путь он начинал у меня, когда я служил в селе Касторное, в Запорожье. Разумный, хороший был человек, но упертый. Когда ко мне пришел, спрашивает благословления у меня пожить. В это время я выкорчевывал большие кленовые пни. Остался один пень, не-выкорчеванный. Я говорю ему «Если этот пень выкорчуешь, останешься, а не выкорчуешь – не останешься. Тебе два дня и один пень». А он взялся и выкорчевал его. Пень был здоровенный, с тонну весил, трактором его вытаскивали, не вытащили. Вот такой был Иван. Если он за что брался, то обязательно доводил дело до конца. Мы его так и звали – упертый. Этот Иван что устроил? Проводил меня пару раз на Кавказ, запомнил этот путь и самостоятельно туда ушел. Пришел к отцам и говорит, что я его благословил. Батюшки ему поверили и приняли, раз он от меня. Дали место, где ему жить, и все, что ему было необходимо. А когда я рассказал старцу, что я его не благословлял в горы, тогда все и выяснилось, и батюшка ответил, что всегда чувствовал, что он здесь по самоволию. Это очень важный момент, потому что если ты по своей воле – это безблагодатно, чтобы ты там ни делал.

Один раз мы с батюшкой стояли в горах у обрыва, было лунное сияние… Мы застыли в умилении от такой красоты, мир в горах и тишина, над нами такие могучие деревья… Вот в таких местах подвизались великие старцы и несли свои подвиги.

…Как-то мы спустились с горы. Батюшка вышел с нами из пустыни, откуда много лет не выбирался. Он согласился проводить нас к матушке Олимпиаде, у которой останавливались пустынники. Остановились мы у нее на денек, решили прогуляться, пошли к морю. Это был дикий пляж, безлюдный. Как он обрадовался, когда увидел море: «Надо же, Господь дал мне увидеть простор!» Ведь он все время в горах был, а там, куда ни посмотришь, везде вершины гор и видны только горы, горы и горы. И вдруг он увидел морские дали, простирающиеся до горизонта. Я помню, он испытал такое чувство умиления и радости! Только его чистая душа могла так радоваться.

…Я как-то поинтересовался, как ему удается сохранять после причастия в своем сердце Божию благодать. Батюшка отвечал: «Если бы мы умели получить ее, было бы что сохранять. Это нужно уметь, этому учиться надо». Основные наши беседы, конечно, касались внутреннего делания, потому что он много знал и имел огромный опыт. Многие, не имея духовного опыта, ищут каких-то состояний и утешений, а на самом деле этим ни в коем случае не нужно увлекаться, а надо уметь удерживать себя в смиренномудрии, стараться понять, что состояние, свободное от страстей, – это всегда подвижнический путь. Это великий труд. Тот же человек, который расслабляется и думает, что он свободен от страстей, как раз в них и пребывает, в блажь впадает. А тот, кто крепится, борется со своими страстями, удерживает себя, видит свои слабости, становится истинным православным христианином.

Рассказ игумена Сергия о батюшке Алексии

Господь сподобил меня познакомиться с батюшкой Алексием, когда он по благословению владыки Никона переехал на постоянное жительство в село Юрьево, которое находится от нашего скита в шести километрах. И поэтому, когда в первое время необходима была какая-то помощь, я и наши монахи приезжали к нему, чтобы поучаствовать в благоустройстве территории. А в короткие перерывы между работой мы беседовали.