Владимир Десятерик - Павленков

После смерти Г. И. Успенского один из душеприказчиков Ф. Ф. Павленкова В. И. Яковенко вновь возобновил перед Владимиром Галактионовичем просьбу о подготовке биографии для серии «Жизнь замечательных людей». «Напишите биографию Глеба Ивановича Успенского для биографической серии Павленкова, все еще незаконченной, — просил Яковенко. — Успенский в этой серии необходим, и я не знаю, кто бы лучше мог написать о нем, как Вы. Объем биографий, как Вы, вероятно, знаете, небольшой; но если бы он в цензурном отношении оказался не особенно надежным, то можно довести до 10 печатных листов формата биографической серии. Остальное — всегда зависит от Вас. Может быть, мое предложение покажется Вам и вовсе не подходящим; тогда не взыщите, а объясните просто тем, что мне хотелось бы, чтобы биографию Успенского написал человек, его любящий и действительно понимающий».

В. Г. Короленко книгу так и не написал. Но в пятом номере «Русского богатства» за 1902 год был опубликован его очерк «О Г. И. Успенском. (Черты из личных воспоминаний)».

Видя, что работа того или иного автора над подготовкой биографий по разным причинам неоправданно задерживается, Павленков пытался воздействовать на него разными способами, например, сообщал о намерении передать заказ на книгу другому. Нередко эта мера приносила результаты. Вот что писала, к примеру, Флорентию Федоровичу Л. К. Туган-Барановская: «Мне бы очень не хотелось уступать Шопена моему двоюродному брату, потому что у меня написано больше половины этой биографии. В начале ноября я приеду на некоторое время в Петербург и рассчитываю к тому времени кончить биографию и передать ее в Ваши руки. Шопен меня интересует прямо как личность, его характер, его отношение к Жорж Санд — все это, мне кажется, имеет интерес и не для музыкантов… За Бернса я примусь, как только окончу Шопена».

С неаккуратностью авторов издателю приходилось встречаться нередко. У писателей появлялись более спешные работы, и подготовка книг для серии откладывалась. Флорентию Федоровичу из-за каждого такого нарушения ранее установленных сроков приходилось спешно корректировать свои производственные отношения с типографиями — заменять одни книги другими.

И, тем не менее, ради осуществления серии издатель добровольно брал на себя груз все новых и новых хлопот. «Совестно мне перед Вами, — обращается К. М. Станюкович к Павленкову 27 февраля 1891 года. — Обещал Ротшильдов давно и не сдаю. Ради Бога, повремените, дайте окончить одну работу (я рассчитывал окончить ее раньше), и я примусь за продолжение Ротшильда. Боюсь назначить точный срок, но полагаю, что в начале следующего месяца сдам Вам рукопись».

Беллетрист И. Н. Потапенко собирался подготовить для серии «Жизнь замечательных людей» биографии Бальзака, Кольцова, Наполеона, Ломоносова. 5 ноября 1890 года он просил Павленкова ссудить ему 400 или 300 рублей, «засчитав их… в счет гонорара за биографии, которые мною изготовляются».

2 июля 1891 года Потапенко ставил в известность «добрейшего Флорентия Федоровича», как он сам выражался, о том, что «Кольцова у Вас будет просить В. В. Огарков. Наполеона же и Ломоносова все-таки прошу оставить за мной». Чуть позднее он напишет Павленкову: «Относительно Наполеона я сложил с себя всякие полномочия за окончательной неспособностью выполнить их…»

Но работа над текстами и оставшихся биографий по-прежнему затягивалась. Флорентий Федорович стремился всяческими средствами активизировать творческий процесс. Зная, что И. Н. Потапенко бывал весьма стеснен материально, он предлагает ему ежемесячно высылать по сто рублей в счет будущего выпуска двух томов его сочинений, правда, обусловливал это сроками завершения биографии Бальзака. Вот как отреагировал на это И. Н. Потапенко в письме из Парижа от 25 (3) апреля 1893 года: «Вы ставите свои ежемесячные высылки в связи с доставкой Вам биографии Бальзака. Но зачем? Даю Вам честное слово, что я не лгу, говоря, что я работаю над ней добросовестно и непременно доведу до конца. Вы кидаете передо мной приманку, но ведь Вы знаете, до какой степени я завишу от денежных обстоятельств, и что всякая приманка заставляет меня из кожи лезть, чтобы поскорее до нее добраться. Другими словами, Вы поощряете меня торопиться, а это скверно для дела, я напишу хуже, чем хочу и чем могу». К этому месту Потапенко даже сделал примечание: «Можно и сюда применить козу и капусту, ибо трудно требовать от козы хорошего поведения, когда капуста лежит настолько близко, что до нее (козы) доносится (капусты) сладкий аромат».

Отзывы издателя на готовящиеся книги не всегда носили комплиментарный характер. Он мог и пожурить автора. Так, посылая В. И. Семевскому чистые листы «Мальтуса» до выхода биографии (он заверял автора, что по выходе книги тот получит ее в обложке, с портретом, сброшюрованную, как следует), Флорентий Федорович информировал, что ему пришлось сделать в очерке некоторые сокращения, так как по своему объему он превышал предельные рамки биографической библиотеки (maximum — шесть листов в книжке). А в постскриптуме добавлял весьма существенное: «Я, признаюсь, ожидал от биографии большего. С биографией Фурье ее нельзя и сравнивать».

Бывало, что авторы под тем или иным предлогом и отказывали Павленкову на его предложение поучаствовать в написании биографий. Так случилось, к примеру, с известным историком литературы, шекспироведом Н. И. Стороженко. 23 марта 1896 года он писал Флорентию Федоровичу: «Прежде всего, позвольте Вас поблагодарить за лестное для меня предложение написать для русской публики биографию моего любимого писателя. В другое время я охотно взялся бы за это дело, но теперь, вследствие недавней потери жены, я нахожусь в таком состоянии, что не могу сосредоточиться и систематически работать. Если мое мнение имеет значение в Ваших глазах, то я советовал бы Вам обратиться к одному из моих учеников Иванову (автору книги о Тургеневе), который любит Шекспира, много им занимался… и сделает предлагаемую Вами работу и скорее и хорошо, а я, со своей стороны, окажу ему содействие и советом и книгами».

Из переписки современников видно, что павленковская библиотека завладела умами многих представителей русской интеллигенции, вызвала живой интерес общественности. На страницах «Русской мысли» как особое достоинство павленковских биографий отмечалось то, что почти в каждой книге светится бодрая и гуманная мысль, содержится горячий призыв к знанию, общественно полезному труду. Серия становилась значительным культурным явлением, о котором говорили, спорили. Художник И. Е. Репин в письме к А. В. Жиркевичу от 6 декабря 1892 года писал, что он увлекся биографией Аристотеля в издании Павленкова. О своей заинтересованности биографией Будды сообщал писатель Н. С. Лесков: «Павленков на днях выпустил в свет маленькую книжечку под заглавием “Сакиа-Муни” (Будда). Здесь нечто для меня новое и любопытное, и очень удобное для поэтических репродукций». Поэт и философ В. С. Соловьев в письме М. М. Стасюлевичу от июля 1895 года замечает: «Я думаю, что в моем предстоящем некрологе, а также в посвященной мне книжке биографической библиотеки Павленкова будет, между прочим, сказано: “Лучшие зрелые годы этого замечательного человека протекали под гостеприимною сенью казарм кадрового батальона лейб-гвардии резервного пехотного полка, а также в прохладном и тихом приюте Царскосельской железной дороги”. Вы, может быть, сомневаетесь, что я попаду в биографическую библиотеку Павленкова между Катковым и Магометом? Я тоже не совсем в этом уверен, а потому и прилагаю все старания, чтобы сего достигнуть». Даже если автор письма и иронизирует в данном случае, то о библиотеке он говорит как уже о состоявшемся явлении.