Юрий Семенов - Комиссар госбезопасности

— Я понял… — наконец отрывисто по-немецки сказал подполковник и остался с приоткрытым ртом, должно быть, не захотел произнести слово «комиссар». Но, не сумев заменить неприятное ему слово, спросил: — Комиссар может гарантировать мне жизнь?

Вопрос озадачил Михеева. В самом деле, чем? Не честным же словом коммуниста он заставит гитлеровца поверить себе. А его надо было заверить. Пленный спрашивал заинтересованно.

— Слово солдата! — ответил Анатолий Николаевич.

Пленный приблизился к столу вплотную, жестом попросил дать ему закурить.

— Акопян! Вы курящий?.. Дайте ему, — разрешил Михеев.

Прежде чем взять папиросу, пленный внимательно уставился на пачку с крупной красной звездой на лицевой стороне, криво усмехнулся.

— Отравляюсь красным дурманом, — сказал он без улыбки, прикурив. — Русские папиросы — это вещь. Крепко!..

— Крепкие люди курят их, — подметил Михеев, когда Акопян перевел сказанное пленным.

— Крепкие… у вас морозы, — решил объяснить подполковник. — Французы померзли… Французы — бабы. А тевтоны — это тевтоны…

— Что же вы, договаривайте!

— Это длинный разговор — вас он утомит.

— Ваши бредовые идеи нам известны, — хлопнул ладонью по столу Михеев. — Не будем тратить времени, ответьте, кто вы, куда летели, с какой целью.

Пленный смотрел на комиссара оценивающим взглядом, в котором было и сомнение, и надежда, и колебание перед последним выбором.

— Я принимаю ваши условия, — сказал с натугой пленный и попросил разрешить ему сесть.

«Давно бы так…» — приготовился записывать Михеев.

— Подполковник Хезер, старший офицер штаба группы армий «Юг». Я летел на север с поручением.

— Куда на север и с каким поручением?

— В штаб группы армий «Центр» для координации наступательных действий. На северном участке фронта оказалось сковано значительно больше сил, чем это было бы желательно… Ставка приказала до конца июля выйти к Днепру.

— И взять Киев? — уточнил Михеев, записывая показания слово в слово.

— Безусловно. Для удара сосредоточено свыше двадцати дивизий, — с чувством превосходства в силе своих войск сообщил Хезер.

— Только на киевском направлении? Значит, дивизии переброшены с других участков?

Подполковник с неохотой подтвердил:

— Взяты из второго оперативного эшелона, а четыре дивизии — из группы войск генерала Шведлера.

— Из-под Белой Церкви?

— Да, из резерва группы. Не обольщайтесь, Шведлер усилен механизированными дивизиями. Послезавтра его группа войск всей мощью нанесет двойной удар восточнее и юго-восточнее Белой Церкви и разгромит вашу двадцать шестую армию. Она у Шведлера как бельмо на глазу, ей он не даст уйти за Днепр.

«Карту!» — мелькнуло у Анатолия Николаевича, обрадованного возможностью получить и представить командованию, возможно, неизвестную еще перетасовку вражеских войск и замыслы противника.

Посылая Акопяна к Ярунчикову за оперативной картой, Михеев предупредил:

— Без пометок достаньте, новую.

С минуту комиссар и пленный сидели молча. Подполковник вспотел и начал вытирать лицо носовым платком, изредка посматривая на чекиста; во взгляде его не было ни боязни, ни презрения. Михееву хотелось спросить пленного, с чего это так возомнили о себе фашисты и чем объяснит он, почему у него самого, представителя «высшей расы», ненадолго хватило гонора и крепости духа? И пленный, будто понимая это, вдруг отвел глаза.

Акопян принес карту, развернул ее на столе. Фашист понял, что от него требуется, живо взял протянутые Михеевым цветные карандаши и опытной рукой сосредоточенно начертил изломанную кривую фронта, пометив множество скобок со стрелками — направления подготовленных ударов гитлеровских войск, затем пометил расположение дивизий группы войск генерала Шведлера, говоря между делом:

— Молодой, смелый, решительный генерал, не умеющий стоять на одном месте. Вчера он успешно провел удар на Кагарлык и Триполье.

— Невеликий стратег, коли его удовлетворяет продвижение на километр-два, — не удержался от насмешки Михеев.

— Шведлер продвинулся, а не отступил, — кольнул подполковник, не отрываясь от карты. — Вы же пока восторгаетесь, когда удается отбить атаки наших войск. Умелая пропаганда, и не без некоторой доли истины.

— Какой же?

— Упорство ваших солдат достойно того, чтобы им открыто хвалиться. Нам не нравится, — он пальцем бегло провел по завитушкам линии фронта на карте, — эта вот нестабильность. Нарушен график продвижения.

— Вот как! И не то еще дальше будет, — вырвалось у Михеева.

— Каждый верит в свою удачу.

— Мы верим в свой народ… — хотел что-то еще сказать Михеев, но, почувствовав, что уклонился от главного, спросил: — Что вы скажете о командующем вашей шестой армией, идущей на Киев с юго-запада?

— Генерал Рейхенау один из лучших полководцев. К его мнению прислушивается даже генерал Гальдер, когда ставит задачи южной группе войск. Рейхенау перегруппировал свои силы, ввел из резерва двадцать девятый армейский корпус, очень боеспособный.

Карта с нанесенным оперативным расположением гитлеровских войск вскоре была готова.

«Немедленно к командующему! — мелькнуло у Михеева. — У генерала Кирпоноса возникнут свои вопросы к пленному».

— Пойдемте, покажу вам Бровары, — сложил карту Анатолий Николаевич — и к переводчику: — Вы тоже с нами…

Нерешительно, с настороженностью в глазах пошел за переводчиком подполковник. «Не поверил, боится, не на расстрел ли», — понял Михеев и, подбирая слова, сказал в затылок пленному по-немецки:

— Сохраним вам жизнь. Слово солдата.

Лейтенант-пехотинец предъявил дежурному по особому отделу документы — удостоверение и предписание штаба дивизии, согласно которому Антону Михайловичу Сухареву поручалось сопроводить раненых до железнодорожной станции Козелец.

— И что вы хотите? — спросил дежурный, оглядывая крепкого, простодушного вида командира.

— Мне нужен начальник особого отдела. Очень важно.

Дежурный привел лейтенанта к Ярунчикову.

— Я пришел сообщить вам, — сказал Сухарев, когда они остались вдвоем, — что в лесу между Козельцом и Нежином фашистами высажена разведывательно-диверсионная группа. В ней двенадцать человек, имеют рацию, много взрывчатки. Эшелоны на Киев должны пойти под откос.

Ярунчиков слушал оторопело.

— Но откуда вам все это известно? — спросил он недоверчиво.

Лейтенант усмехнулся, положил на стол свои документы.

— Как же мне не знать, если я руководитель этой группы.

— Как?! — поднялся Ярунчиков и бросил взгляд на закрытую дверь.

— Не беспокойтесь, я ваш… Разыскивать вынужден, связь с Михаилом Степановичем Пригодой у меня безнадежно прервалась. Я — Цыган.