Николай Минаев - Нежнее неба. Собрание стихотворений

Видеть только то, что мне покажут,
Отвечать почтительно и чинно,
И тогда все родственники скажут: —
«Он – очаровательный мужчина!..»
Заживу я там без огорченья,
Кой-какой принакоплю излишек,
И для тещиного развлеченья
Заведу полдюжины детишек.

Стану рассуждать о профсоюзах,
О пайках и о дороговизне,
И забуду навсегда о музах
Да, пожалуй, кстати и о жизни.
А в Москве друзья собравшись вместе,
Молвят: «Нижний это, брат, не Ницца!
Да «погиб поэт, невольник чести»,
Угораздил черт его жениться!..»

Меня ты, Дизя, не кори
За именинный мой подарок,
Коль будут в нем лишь дикари
И не окажется дикарок.
Зато здесь правда, а не ложь;
Но если ты в словах быть может
Чего-нибудь здесь не поймешь,
Раиса Дмитревна поможет.
Она присевши отдохнуть,
Простыми русскими словами
Тебе расскажет что-нибудь
О мокасинах и вигваме.

Ты не будь девчонкой гадкой,
Милой девочкою будь:
Не води знакомства с Адкой
И про «ужины» забудь.
Одурманивайся в меру
Театральною игрой,
И в антрактах кавалеру
Глазки томные не строй.
Больше спи и кушай слаще,
С первым встречным не болтай,
На меня смотри почаще
И стихи мои читай!

He Нельдихен он даже по уму,
И по таланту даже не Адуев,
Он только – Оболдуев и ему
Не выкарабкаться из оболдуев.

О, мадам-товарищ Шадек!
Знайте: в книге сей,
Как в пространстве, все – порядок,
Все – вокруг осей.

Пусть плетут, что для поэта
Хаос это плюс,
Я – увы! – не верю в это
И на это злюсь.

И даря Вам как лекарство
Исповедь души,
Я надеюсь, – о, коварство! —
Что она в тиши

В час, когда мечта на страже
И душа чиста,
Будет Вам милее даже
Вашего кота!

Милая девочка!.. Радость моя!..
Я как и ты в темноте ожиданья,
Вместе с тобою мечтаю и я
О предстоящей минуте свиданья.

Оба томимся мы, оба грустны,
Лишь друг от друга крылатые вести
Нам утешенье, но солнце весны
Нас приласкает не порознь, а вместе.

Будет прекрасен и сладок вдвойне
Час нашей близости после разлуки;
Ты улыбнешься и на-плечи мне
Вскинешь полуобнаженные руки.

И у вскипающей крови в плену,
Стиснув порывисто тело хмельное,
Я, моя девочка, жадно прильну
К нежным губам твоим, жгучим от зноя.

Алексеевич Арсений,
Вам на «Наденьку» в ответ
Отдает без опасений
Книгу лирики поэт.

Пусть как свежим дуновеньем
В эти дни стихов для масс,
Неказенным вдохновеньем
Опахнет «Прохлада» Вас.

Был вечер как вечер… Закат – как закат…
Смеркалось, а я в золотой лихорадке
Навстречу потемкам, почти наугад,
Пером расторопным скользил по тетрадке.

Горячая мысль начинала кипеть,
Я был под напором девятого вала,
Рука не могла за строкою поспеть
И рифма оформиться не успевала.

В такие минуты мы только горим,
До низменной жизни какое нам дело!..
Но Муза промолвила: «Поговорим»…
И с легким укором в глаза поглядела.

Я резким движеньем перо отшвырнул,
Досада во мне с любопытством боролась,
Я голову поднял, глубоко вздохнул
И слушал знакомый взволнованный голос.

Он нервно вибрировал, нежно звеня,
Он креп и слабел, словно ветер, в движеньи:
– «Для женщины ты забываешь меня,
Ты, клявшийся мне в неизменном служеньи!

В тот вечер – ты помнишь? – с тобой я была,
Тебя эта девочка сразу пленила;
Она улыбнулась, плечом повела
И этим с дороги меня отстранила.

Пусть глаз ее просинь ясней синевы
И грация не переходит в жеманство,
Ты знаешь, что женское сердце – увы! —
Является символом непостоянства.

Сегодня она безраздельно твоя,
А завтра, быть может, отдастся другому;
Так созданы женщины, друг мой, а я
Останусь верна своему дорогому.

Я буду твоею рабой и судьбой,
Я лаской тебя окружать не устану,
Я даже на гибель пойду за тобой
И вместе с тобою дышать перестану.

Ты был от меня вдохновеньем согрет,
Ты чувствовал свежесть лирической дрожи,
Ты сам убедился, что творческий бред
Любовного бреда острей и дороже.

Зачем же ты слишком увлекся игрой?
Зачем по капризу соперницы милой
Из первой любимой я стала второй,
К которой приходят с растраченной силой?!.

Она замолчала… Погасла заря…
В соседней квартире шумели невнятно,
И на стену с улицы от фонаря
Ложились косые дрожащие пятна.

Мне сердце сдавило тоскою хмельной,
Я мыслить не смел о своем оправданьи,
А Муза, как совесть моя, предо мной
Стояла в отчаяньи и в ожиданьи.

Я вымолвил только: «Прости…» и затих,
Но теплые руки мне шею обвили,
И знойные губы коснулись моих
И творческим жаром меня оживили.

Я лампу зажег и шарахнулась мгла,
И вновь торопливо скользя по тетрадке
Рука за строкою поспеть не могла
И нежилась кровь в золотой лихорадке…

Михаил Гиттерман,
В поэтическом раже
Я не прячусь в туман
И в сплошные миражи.

Я не груб, не речист,
Не взъерошен как ельник,
Ибо я – акмеист,
А не стихобездельник!

Ах, мимо дровяного склада
И чайной с запахом котлет,
Плыви, плыви, моя прохлада,
За пылким Чачиковым вслед,

Чей шаг стремителен и гулок,
Кто страшен в качестве врага,
Туда, в Уланский переулок,
Где раздевают донага.

Где от отечественных бошей —
О, возмущенье, о, скандал! —
Тарловский Марк поэт хороший
Едва-едва не пострадал.