Федор Палицын - Записки. Том II. Франция (1916–1921)

Вчера переговорил с команданте Франсуа Марсалем. Я объяснил ему, что разногласие мое не в применении подробностей, касающихся экономических интересов Франции, а в общем. Первые по своим размерам не существенны, финансы же громадны и участь их – участь России. Следовательно, поддерживая их, надо работать в том направлении, чтобы в России мог бы, наконец, установиться законный порядок. Это уже политика. Если политика будет базироваться на ложных началах, она пойдет неправильно и не целесообразно. Нельзя в России базироваться на мусульман. Вся 1000-летняя история – борьба с мусульманами, которые наконец покорены. Для русского мышления мусульманство враг христианства. Поддерживая татар, мы увеличим лишь центробежное стремление областей Волги, Камы, Белой, и создадим новую Украину, но более опасную. С Украиной мы сговоримся, ибо все общее, а с татарами придется бороться.

Так как г-н Лиоте высказал эту мысль, то я могу тоже сказать, что в этом направлении я не могу с ним идти рука об руку, ибо это идет вразрез с интересами России. Опираться надо на русские элементы и прежде всего на север России, на православных, единоверцев и старообрядцев. Что касается технических деталей, то я к его услугам, но только тогда, когда политика будет идти по руслу русскому, а не инородческому. Свои экономические интересы, т. е. фабрики, промышленные учреждения.

Все это может быть исполнено и без участия русских, но работа государственного характера без содействия русских не пойдет.

Я заявил команданте Марсалю, что Безобразов переводит с русского небольшую мою записку, суммирующую все в нескольких положениях, и которая у него будет сегодня. Видеть Клемансо я считаю излишним и для него обременительным, ибо если он примет решение, то он, по-моему, принадлежит к числу людей, которых посторонними взглядами не переубедишь. На этом наша беседа и закончилась. Протоколы 12 апреля уже печатаются, и Марсаль, кажется, доволен этим документом.

Я Лиоте не знаю, и за два свидания я не мог вынести впечатления, что большая задача ему но плечу. Он чиновник, а не политический деятель широкой государственной работы. Он хорошо исполнит, что касается Франции, а русские интересы будут в стороне, и не потому, что не желает, а потому, что не знает Россию.

Вчера Безобразов передал Франсуа Марсаль мою записку. Французскому правительству надо решить, по какому пути оно желает идти. С отъездом Лиоте они торопятся, но если он выйдет неподготовленным, его роль будет жалкая, ибо сделать что-либо серьезное он будет не в силах.

Все-таки на этих днях то или другое решение должно быть принято. С моей стороны сделал все, как мне кажется, чтобы облегчить это решение и затем если будет принято главное решение, то все инструкции мной конспективно подготовлены и могут быть переданы по их переводу Безобразовым Франсуа Марсалю. Остается список лиц и учреждений.

Вчера же я просил через Безобразова Франсуа Марсаля, чтобы французское правительство предложило своему военному агенту в Стокгольме переговорить с Гиссером {215}(полковник Генерального штаба), который туда приехал.

Он знает, что у нас делалось и делается, и, кроме того, указал, что если французское правительство хочет ориентироваться и посоветоваться с кем-либо, А.П. Извольский, как посол, лучше других может им быть полезен. Так как французы любят адресоваться к официальным лицам, то Извольский имеет больше права считаться официальным представителем России, чем Маклаков. Маклаков был сюда назначен, когда Временное правительство обратилось в нечто другую директорию, как говорили в Петрограде, а когда Маклаков прибыл в Англию, их уже не было и был Ленин. Наконец Маклаков, член партии, которая уже изменила своему знамени, вообще должен быть зачислен в категорию той массы людей, которые приехали за границу. Я столько же посол, как и он. Он, говорят, занят, но не русскими, а иным делом, и его кредит естественно очень пал. Его принимают и выслушивают из вежливости. Если Извольский не погорячился бы, он сидел бы по сие время в Гренель {216}.

Во всяком случае Извольский представитель власти России, хотя и не существующей, но Россия еще существует, Гирс {217}и другие сидят.

Погода холодная и мерзнем больше, чем зимой. Город очень пуст. Настроение довольно подавленное. Внешних признаков чего-либо нет, но досужие люди болтают и чего-то ждут. Боло {218}(процесс Мальви-Кайо пацифистов {219}) 4-IV расстрелян. Может быть, так надо было. Взбудораженные умы ждут каких-то беспорядков. Дня два немецкая пушка не палила, говорят, подбита французской артиллерией. На фронте идет борьба, союзники держатся, но окончательной стабильности еще нет. И зачем это Орландо понадобилось провозгласить, что итальянцы идут на помощь?

Хвастуны и политиканы не умеют делать молча. Для газеты это материал. Хорошо ли это для дела? Надо преклониться перед настойчивостью англичан. Не имея настоящей постоянной армии, военной повинности они не остановились перед призывом пятидесятилетних. Но беспокоюсь за нагромождение их тыла: оно может породить явления, к которым английские и французские солдаты не привыкли. Им придется переносить лишения, ибо совокупность перевозочных средств, при большом скоплении войск, и притом разных, создаст затруднения. Потребности в боевых и жизненных припасах громадные. У немцев тоже, но у них преимущество в пространстве. Дай Бог, чтобы справились.

Вчера я зашел к В.И. Гурко с целью привлечь его к моей работе. Я сказал ему, что то, что передал ему, передал по чести, и оно должно остаться только между нами, одинаково, даст ли он свое согласие или откажет.

Я изложил ему, что напрягая все свои силы, чтобы найти способ помочь нашей стране выйти на путь порядка и правды, я с декабря 1917 года думал, что это может быть достигнуто путем соединения заинтересованных французов здесь, и с их помощью установить сначала связь и осведомление с Россией, при их помощи сплотить здоровые элементы России в борьбе их с анархией. Но события развились быстро. Уже в феврале такой путь не мог обещать результатов, тем более что подойти к французам было трудно, и еще труднее было их соединить с той целью и в таких формах, которые были мной намечены. <���…>

Еще в феврале правительство наметило генерала Лиоте, бывшего генерал-губернатора Алжира, как посланца в Россию. Предполагали послать его на Дальний Восток с японцами, на которых нажимали французы. Но эта затея рухнула, и решили послать Лиоте в Россию, чтобы поддерживать экономические интересы на месте, оставляя Нуланса {220}послом. Я уже не раз указывал, что французские деятели по незнанию России заблуждались. Не сознавать свое заблуждение они не могли. Перед нами целый ряд фактов, начиная с революции, что одна гафа сменяла другую. Ни наше мышление, наша природа, ни наши обычаи, ни устройство, ни история им не были известны, о русской душе не говорю. Франция желала добра России, но, не зная ее, делала ошибки, которые вредили им и нам. Поэтому их действия теперь стали столь осторожны. Они, вероятно, совещаются, но с кем, не знаю. Ко мне не обращались, да и не было основания обращаться, ибо здесь я вольный гражданин.