Федор Палицын - Записки. Том I. Северо-Западный фронт и Кавказ (1914 – 1916)

Эверт на правом берегу. Смирнов еще на левом. Что делается у Литвинова – равно и между Остроленко-Новоградом – еще не ясно. Отход должен быть осторожен и небыстрый. Кавалерию с Нарева надо перенести сюда – к Калушину или Ново-Минску, а она там бьется, как пехота. 8-ю и 6-ю Кавказские дивизии надо перебросить сюда. На мой взгляд, 2-ю армию теперь т. е. в ночь на завтра перевести на правый берег, a 5-й Сибирский корпус к фортам Варшавы. Отсюда легче всю массу отодвинуть к меридиану Минска, затем Малкин-Седлец-Луков и далее к Бугу. Если мы удержимся у Мазавецка-Замброва и на Бобре – армию отведем почти в полном составе.

Необходимы общие директивные распоряжения, ибо управление на некоторое время может быть в дальнейшем временно нарушено, и управление внизу может быть предоставлено самому себе. Искровую станцию надо перевести на новое место. Необходимо приступить к тому теперь, ибо исполнение всего этого займет дни.

Затишье относительное на севере, но его продолжительность меня беспокоит. С Наревского направления, куда накопилось много наших войск, немцам выгодно перебросить хотя бы 4 дивизии на Бобрское направление. Это внесло бы большое осложнение и в без того сложное положение. Впрочем М.В. об этом думает.

8-го июля он приказывал Гулевичу подготовить возможность быстрого перевоза войск от Вышкова к Белостоку. Вместо подготовки вышло исполнение. К счастью М.В. удалось остановить это. «Вот почему я работаю сам, по крайней мере, нет недоразумений», – сказал он мне вечером. Все это странно, но в то же время, это, как мне кажется, последствие ненормального положения начальника штаба, каждый это чувствует – и ему нелегко.

Я думаю, он не умеет вести эту работу и считает, и на это ему дает право исполненная им служба начальника штаба раньше, что надо шефствовать, т. е. выслушивать доклады, давать свои заключения и т. п. Как это делается в канцеляриях. Глубокое и печальное недоразумение. Начальник штаба чернорабочий. Он должен все знать, все подготовлять, быть душой всего, не мешая проявлению самостоятельности в отделах, но охраняя и объединяя все. К этому он не подготовлен, а затем, видя, что все исходит от М.В., устранился.

Не время давать советы; но наши вечерние разговоры в поле все подходят к одному, к возможности вывести наши войска из теперешнего котла.

Вечером. В 1 армии, в Пултуском районе, немцы прорвали наши позиции. Утром они перешли Нарев, восточнее Пултуска, в районе Лохских болот; сильно повреждены Рожанские укрепления.

Устойчивость нашего положения будет зависеть от выдержки командующего 1-ой армией. Однако не вижу этой устойчивости, ибо войска разбрасываются по всем румбам, вместо того, чтобы, выдержав и собрав, что возможно, действовать, где нужно.

Не хорошо и у Плеве. Нельзя за 150 верст управлять, нельзя всем кричать наступать, не зная истинного положения дела. Теперь он переехал в Крейцбург. Что с 19-м корпусом, неизвестно. 3 и 37 корпуса с 1-й Гвардейской и 15-й Кавказской дивизиями сбились в кучу. И на юге не ладно. Стоит противнику отстать, сейчас мы начинаем кричать о наступлении. Эти крошки войск, что дерутся на юге, выказали столько самоотверженной силы, что диву даешься, откуда она взялась в людях, истомленных месячными боями и беспрерывными отступлениями.

Наступает серьезная минута для армии.

Варшаву сегодня в 8 часов главнокомандующий приказал Данилову очищать от гражданских и иных властей.

Это конец похоронного звона, который в 1910 г. был начат Сухомлиновым {139}уничтожением работы царей, армии и русской военной мысли. Поздно. Что надо было начать, когда бои на Сане показали нам безнадежность всего юго-западного фронта, то делается теперь. Тогда мы могли начать войну сызнова, а теперь, если не будет чуда, уже с начала войны вести нельзя будет. Можно будет бороться, погибать, тянуть.

Если чудо совершится в сердцах всех людей и все объединится не в разговорах, а в деле, ну тогда, тогда может быть, борьба приведет нас к удивительному концу.

Но где та сила, которая поддержит, осуществит это чудо? Теперь надо спасать армию, не смущаясь жертвами. Никто не хотел раньше понимать моего доклада (18 июня № 15 bis), что оперативно увести армию нельзя, т. е. нельзя увести без жертв.

По словам Мих. Вас. Алексеева, Гулевич находит, что наше положение хорошее. Чужая душа потемки: говорит ли он это с убеждением, как у многих людей, не желающих расстаться с Варшавою, или желает поддержать своего главнокомандующего.

Все в нем. Мы считаем, что он даст все, что может дать сильный и проникнутый любовью к Отечеству человек. Опасность в его помощниках и в командующих армиями. Но в оправдание eмy – ни одного из них он не назначал и не выбирал.

Меня он хотел назначить, слава Богу, великий князь не воспротивился, но попросил его дать мне ознакомиться с положением, чтобы не быть в лесу. Я же просил не назначать: ни командного, ни боевого опыта не имею, и добавлю, что годится для начальника штаба, то не всегда годится для вождя. Вождю теперешних войск нужны большое знание людей, большой опыт и большой Богом данный талант. И качества эти почти полностью налицо, но в таком большом деле один в поле не воин. Не претендую на это, да сверх того физические силы начинают мне изменять и проявить одновременно духовною и физическую работу в труднейших условиях навряд ли буду в силах.

Лучше быть в подчинении своего старого подчиненного, который свыкся с этим тяжелым делом с начала войны.

Многие считают наше положение еще довольно простым, а потому всякая мера, хотя бы частичная, но указывающая на очищение нами Польши, и возможность ее очищения, принимается и отдается неохотно, под давлением обстоятельств, в сущности, поздно. В этом ряде поздно, кроется большая опасность.

Только теперь для некоторых начинает вырисовываться затруднительность некоторых частей армии, т. е. то, что существовало давно. Об общем думали трое: Алексеев, Борисов и я, но разно. Когда в начале мая я стал разрабатывать вопрос о подготовке тыла, его организации от Вислы к востоку, то то было встречено с некоторою усмешкою. Вы хотите отходить, вот, что меня встречало. Значит, сознания положения не было, не было и сознания, что территория армии должна быть подготовлена и что это именно дело Генерального штаба.

Ограничились проведением по 10-верстной карте большого количества путей и этих ужасных разграничительных линий. И над этими последними и по сих пор сидят. Но вся работа заключались в проведении их на карте и передаче армиям. И затем, передав исполнение армиям, успокоились. А что могли сделать армии в это никто на входит.

Когда пытливый и разбирающийся ум исследователя коснется в будущем этих разграничительных линий, он будет удивлен. Они бесспорно нужны, чтобы разграничить сферы тыла, но они должны быть освещены оперативной мыслью, а не иметь только топографический характер. В предстоящей операции все это может перепутаться и, на мой взгляд, путаница уже начинается. 2 армия не позже сегодняшней ночи должна отойти на правый берег Вислы; 5-й Сибирский корпус должен занять прифортовую линию Варшавы с запада – обозы придвинуты до Ново-Минска.