Федор Палицын - Записки. Том I. Северо-Западный фронт и Кавказ (1914 – 1916)

Чтобы все было в определенной форме, утром 7-го я изложил в записке суть всего, как смотрю на оперативное положение и что из этого вытекает, т. е. что следовало на мой взгляд сделать, в какой последовательности.

После обеда, т. е. в 12 час. дня, я все прочел Юденичу. Ни одного возражения. Мы читали по пунктам – ни одного возражения по частностям. Я предложил развить дальше, т. е. исполнение разработки частных задач для корпусов – ну это мы сами сделаем.

На это я ему сказал – начальник штаба ваш уехал в Трапезунд, готов его заменить, подумайте и скажите мне вечером. Но ни вечером 7-го, ни в течение дня 8-го июня ответа не получил, и я занялся тыловыми вопросами.

Как и в первый приезд, полная беспомощность и даже неразбериха. И какой вопрос не тронуть – управление армии ничего верного не знает: не знает числа войсковых частей, численность общих организаций, работы дружин, потребность в продовольствиях, деятельность транспортов их силами, их состояние, их службу. Карнаухов бьется, как рыба об лед, и ничего не может получить верного, чтобы на их основаниях делать свои соображения. Полное бессилие. Иначе и быть не могло.

Организации с 1914 г. никакой, а та, которая была, не привела к этому. Штаб армии хочет только распоряжаться. Юденич желал, чтобы все было бы попроще. Инспекторской части нет, канцелярии нет и управления тыла нет, ибо что называется начальник снабжения армии, одна насмешка людей, которые думают, что за этой вывеской есть содержание.

Недоконченная, непродуманная организация, при наибольшем напряжении наших войсковых сил у нас и у нашего противника стоит рядом с управлением тыла, вернее, стоит без такового. То что есть, т. е. те шесть представителей, которые при штабе армии в состоянии паралича. Все в руках корпусов, и теперь, когда армия должна распоряжаться, должна устраивать тыл, она бессильна.

Пока на этом кончу, но добавлю, что с января все указывал, затем просил, затем настаивал, вошел в компромисс, все по поводу этого устройства тыла. Я говорил, что вы приведете армию к состоянию паралича, и она пришла к нему – не сегодня, но уже с 3-го февраля. Взятие Эрзерума не было использовано.

Никто не хотел видеть и не хотел верить. Но великий князь это чувствовал, делал попытки, но встречал отпор – в ком – в Болховитинове, который был одновременно его начальником штаба (по порционным деньгам) {182}и Юденича по существу. В этой борьбе, где я видел ложь, я потерял много сил и здоровья и только для того, чтобы и другие убедились, что порядок, который установлен в 1915 г. и который в мае Юденич мне назвал безобразием, привел нашу армию к состоянию паралича.

Но было бы ошибочно думать, что только это. Нет, есть и другие причины, они глубже этого, они лежат в духовной природе людей, которые ведут дело. Я свои указания не считаю бесспорными; я пока лишь анализирую, но в данное время, т. е. с февраля, я вижу, что дело стоит, когда оно должно двигаться.

Переживаем курьезный, но трагический вместе с тем момент. Все базисные магазины оказались пустыми в Сарыкамыше, Караургане, Меджингерте и Гасан-Кала. Как мы их пополним? И прав Юденич, когда не трогался.

Но что было сделано, чтобы этого не случилось?

12-го июня вернулся в Тифлис, 13-го приехал в Каджоры, с 15-го стал чувствовать себя очень слабым; 19-го слег, 28-го встал с постели и пока в состоянии выздоравливающего. Хуже всего нервная система и слабость. Впрочем, есть от чего. Кругом так неладно, что трудно представить себе хуже. великому князю представил свой доклад оперативного и хозяйственного характера.

9-го июня телеграфировал Болховитинову, что магазины пусты. 10-го приехал в Караурган, там были собраны корпусные интенданты и начальники групп транспортов.

Все, что было раньше, то и в Караурган. Транспорт работает на 60 %, а о грузовых автомобилях и говорить нечего – это сплошное безобразие.

Приехав утром 12-го в Тифлис, прежде всего отправился к Вольскому. Он как будто обиделся, что магазины пусты и заявил мне, что они написали! Потом в Каджорах доложил великому князю. Доложил ему в присутствии Болховитинова и об Янушкевиче и его поступке 18-го мая, когда он сложил с себя самовольно какие-то свои полномочия в виду указаний моих Окружному Интенданту о чрезмерной посылке сена, загромождавшей пути и станции.

Небольшое впечатление это произвело на великого князя. Свою записку я передал 15 или 16-го июня. 19-гo вечером великий князь получил тревожные указания о базисных магазинах в Тифлисе. Я был еще на ногах и поехал туда с князем Шаховским. Базисные магазины оказались пустыми, и никого это раньше не беспокоило, да и никто об этом не знал, и не знал тот, взявший на себя все эти заботы, т. е. Янушкевич. Фатальный человек. На западе своей неспособностью загубил великого князя, теперь своими путанием и практической бездарностью заканчивает свое дело здесь, с сознанием, что приносит пользу. Ничего, кроме своих интересов и своей важности, знать не хочет и не знает. Лебезит перед общественными организациями и путает, путает без конца, обманывая себя и великого князя. Да, трудно человеку, занимавшемуся исключительно в канцеляриях, быть практическим деятелем, а ему приходится вращаться среди их и, кроме путаницы и вреда, он великому князю и делу ничего не дает. Я думал, что он все-таки на что-нибудь способен; а теперь вижу, что ни к чему он не пригоден, кроме как сидеть в совещаниях, говорить (и не дело) и, быть может, писать доклады.

А великий князь еще возлагает на него серьезные поручения. Теперь Болховитинов, по моему настоянию, взялся и силится что-то сделать. Я сомневаюсь, чтобы ему это удалось вполне, у великого князя аппарат управления распался на многие части и теперь распоряжаются все – Орлов {183}, Янушкевич, меньше всех Вольский, и кто ни путается. Из этого выйдет естественно одна путаница и гибель дела. Теперь армия стала оперировать. 7-го июня нельзя было, но понемногу стали что-то делать. Затем оказалось, что турки часть сил оттянули в направлении Трапезунда – охватили [Яблочкина] {184}и еще кого-то и вот теперь то, чего Юденич считал невозможным, оказалось возможным – армия вся к западу от Эрзерума. Ленивый умом и не основательный Юденич.

Но, слава Богу, войска бьют турок. Где же тот грозный кулак, который, по данным разведки, был на Купэ-Даг. Его не оказалось, и теперь мы продвинулись этак на 1½ – 2 перехода, при условиях, что и базисные в Тифлисе, и промежуточные магазины в сущности пусты и еле дышат, а железные дороги не возят. Не возят, не потому что не могут, а потому что нечего возить. За время болезни я не мог в это вникнуть, но могу лишь сказать: чудны дела твои, Господи.

Великий князь беспокоится, но от этого делу лучше не будет. Необходимо наверху организоваться и управлять разумно и последовательно, а не вводить какое-то разделение власти по рукам чужих людей.