Федор Палицын - Записки. Том I. Северо-Западный фронт и Кавказ (1914 – 1916)

Мне недостаточно ясно, что делается на фронте и зачем это делается. Но мне представляется, что на Приморском районе ничего хорошего быть не может. Хуже, чем Яблочкина {185}, трудно выбрать, а он там не знаю что делает.

Для меня ясно одно, что если турки не оболванились совсем, а до сих пор действуют разумно, то все их усилия должны быть направлены на Трапезунд.

Со стороны Эрзерума помочь не можем. В самом отряде Яблочкина подготовлено все, чтобы туркам легче было нас атаковать, с запада и юга – на Джависах. Сделают ли это турки? Та к как сижу дома, то послал Л.А. Шаховскому записку. Он доложит ее великому князю. Я совершенно расхлябался силами и нервами. Мне представляется, что в деле службы кругом великого князя какая-то вакханалия лжи, и его влекут, а он как будто охотно идет по этому пути. Он легок. Ему обещают, что все будет, рисуют картины, а на самом деле выходит не так. И мне и Шаховскому хотя верит, в этой области не верит, и все идет по-старому. Преподнесет ему и Орлов в свое время свою деятельность. Мне страшно за него и за дело. На меры – нет характера, на пустяки есть. И что с ним стало. Живем воображением. У нас сильная и в то же время беспомощная армия. Спасибо, что появился деятельный человек Карнаухов. Чтобы делали теперь Юденич со своим Керстичем. Все расползается. Карпов путает безжалостно. Янушкевич самое большое горе. Беспомощен как младенец на большом посту, с внешними формами деловитого человека. Посмотрим, справится ли Болховитинов. Как бы хотелось помочь; но как. Вся жизнь идет мимо меня. Да теперь хвор и слаб. Надо уехать поправиться. Я кончаю сегодня свою записку о Берхмане. Высокую несправедливость совершили над ним. Я изложил всю правду, как ее понимаю. Завтра начну ее переписывать. На днях мне надо решить, оставаться ли здесь, или уехать на поправку. Уезжать, как не трудно, мне не хочется. Я очень обязан князю Шаховскому за его помощь и заботу. Основательный и спокойный человек, много пользы принес он своей наблюдательностью, правдивостью и деловитостью в поездках моих в штаб армии в мае и июне. А во время болезни был другом.

Личная жизнь так сплетается с событиями, что говоря о событиях, невольно приходится касаться самого себя.

Не помню, 1 или 2-го великий князь, по словам и доводам доктора Маламы предложил мне ехать в отпуск в Травино отдохнуть. 6-го выехал и 9-го прибыл сюда. Я мог бы не ехать, но в круговороте тамошней жизни я бы не поправился, да и большая высота уже не по мне. Великий князь отпустил на отдых и Вольского, и вместо него будет главноначальствующим округа Янушкевич. Будет ответственное лицо, и временно кончится ненормальный порядок протектораторства Янушкевича над Вольским и невозможное вмешательство его без всякой ответственности. Не рассчитываю, чтобы он справился и лично такого опыта не сделал бы, что и доложил великому князю.

Но другого выхода не было. Вольский совершенно обессилен и заменить его некем. Не доверяю деловитости Янушкевича, но все-таки он с общим ходом административной работы знаком и знаком вообще с тем, что делается. С этой точки зрения лучшего выбора сделать нельзя и все сведется к тому, как Янушкевич будет править и работать. Лично я этой способности его в практической области верю плохо, но буду счастлив, если ошибусь.

Условия трудные, очень трудные: железнодорожное дело, продовольственное, интендантское, да и остальные в разброде; в разброде гражданская часть. Как это собрать, при условии, что работа должна быть напряженная, ибо мы в истощении и базисные магазины пусты.

Перед отъездом мною была составлена справка, как приложение к собственноручному письму великого князя к государю, в котором он просил о присылке необходимых нам вагонов легкого типа и таких же паровозов.

Последних надо выслать в течение июля и августа, кажется, к 65 паровозам и 240 вагонеток, сверх ожидаемых из Америки 70 паровозов, 150 площадей [67], 20 цистерн и 250 вагонов тяжелого типа. Последние должны прибыть с сентября по конец декабря – к месту назначения. Первая же партия должна быть доставлена к нагрузке в Нью-Йорк к 1-му августу. Но рассчитывать на эти сроки было бы неблагоразумно при трудности доставки морем и еще больших трудностях транспортировки от Архангельска. Записка была отправлена 5-го или 6-го июля.

К 15-му июля Карелин {186}обещал довести рельсы до Kapaуpгана, а до 15-го августа до Харосана, а в сентябре до Гассан-калы. Удастся ли преодолеть трудности в Зивинском ущелье и своевременно получить подвижной состав. Шоссейные работы тоже закончатся в августе, по крайней мере, от Гассан-калы. Тогда получится у нас сплошное шоссейное сообщение до Эрзинджана. К 12-му июля мы заняли Эрзинджан и владеем линией Фаль-Ардас-Эрзинджан.

Создалось новое выгодное положение для операции и новое необыкновенно тяжелое положение для подвоза. Наши транспортные средства, о запасах не говорю, выполнить успешно подвозы не могут.

11 августа выеду обратно, и если все протечет благополучно 14-VIII могу быть в Тифлисе. У себя провел месяц. За это время, естественно, отстал от всего. Не только события на западе, но и на Кавказском фронте, все это покрыто какой-то пеленой и только отдельные эпизоды несколько характеризуют положение. Поэтому не буду о них говорить.

Живу личною жизнью и теми затруднениями, которые имеют место у нас.

Завтра уезжаю в Кавказскую армию.

Операции на западе вызвали переход частей III армии генерал Леша на южный берег Припяти. Если мы слишком ослабили северный берег Припяти и направились на Слуцк, то наши противники могут поставить нас в трудное положение. Не знаю, как там было лето. Если он готовится напереть на Бобруйском направлении, то мы не устоим; положение западного фронта и Брусилова будет не завидное, а в дальнейшем развитие и успех Брусилова могут очень и очень умалиться. Что из всего этого с 22-го мая ничего не выйдет, было ясно, когда через три дня, т. е. с 25-го мая Эверт молчал, а Куропаткин [68]что-то делал неудачно. Вероятно, были причины, но пока они мне не известны.

Сегодняшние донесения с подходом 4-го корпуса (46-й, 49-й и 49-й [дивизий]) к Эрзинджанскому фронту, а 15-й и 16-й дивизий к Огнотскому, если сведения эти верны, вносят в наше и без того не прочное положение, такие данные, которые должны побудить Юденича к весьма важным решениям.

По подходе этих частей получится не менее 150, а вернее 160 батальонов – против 82 на западе, и не менее 93 батальонов против 88 в Огнотском районе. До этого мы в последнем балансировали 84 против 75. К западу от Эрзерума по воздушной линии до фронта около 150 верст – путями 190–220. К югу от нашего фронта в среднем около 120. Если бы не такое невыгодное соотношение сил, то положение недурное, а беря во внимание эти силы, весьма невыгодно, причем с отходом наших сил к востоку и севернее оно не улучшается, а ухудшается.