Ивлин Во - Чувствую себя глубоко подавленным и несчастным. Из дневников 1911-1965

Вчера на свою беду обнаружил, что Лувр и все остальные музеи закрыты. Утром пошел в Нотр-Дам и, пока Билл не пробудился, был совершенно счастлив. Потом опять зарядил сильный дождь, и делать было решительно нечего. Прошлись по Елисейским Полям, у реки пропустили несколько стаканчиков и завалились спать. Часов в шесть пошли в «Чатэм-бар», выпили по коктейлю, Билл разузнал у официантов адреса борделей, и мы направились в «Кафе де ля Ротонд», выпили еще по коктейлю и поехали ужинать к Прунье, где я заказал моллюсков, Homarde Americaine [135] , артишоки и выпил белого вина. Потом – в «Кафе де ля Пэ» пить коньяк. А оттуда – в бордель. Швейцар в «Чатэме» ошибся номером дома, но улицу – кажется, Рю-де-Урс – назвал правильно, и нам показали на довольно гнусного вида забегаловку под вывеской «Ролан», находившуюся поодаль. Вошли и выразили желание развлечься. «Montez, messieurs, des petits enfants» [136] . Поднялись в душную комнатку с несколькими столиками, где нас поджидал официант, как две капли воды похожий на лорда Суинфена – едва ли это был он. Выпили дорогого – 120 франков бутылка – шампанского, и тут к нам с громкими криками сбежали сверху petits enfants в аляповатых маскарадных костюмах. Внимание Билла привлек неуклюжий, крестьянского вида парень, и они просидели, о чем-то болтая, весь вечер. Остальные же члены «труппы» голосили и танцевали, тыкая себя пальцами в ягодицы и гениталии. Юноша в наряде египтянки подсел ко мне, притворившись, что понимает мой французский. Сделав вид, что пришел в восторг от моих клетчатых брюк, стиснул мне ноги, после чего, нисколько не смутившись, обнял меня за шею и принялся лобызать. Сказал, что ему девятнадцать и что в заведении уже четыре года. Мне он приглянулся, но 300 франков, которые запросил за него хозяин, в высшей степени любезный молодой человек во фраке, я мог бы потратить с большей пользой. Билла, уже сильно поднабравшегося, как видно, тоже не устроила цена за деревенского парня, и он на своем отвратительном французском начал с пеной у рта торговаться. Я предложил, чтобы мой парень у меня на глазах развлекся с громадным негром, тоже находившимся в комнате. Однако, когда мы втроем поднялись этажом выше и мой молодой человек улегся в предвкушении негритянских авансов на потрепанный диван, – выяснилось, что стоимость и этого аттракциона сильно завышена. Присутствовать при затянувшемся споре Билла с хозяином мне вскоре надоело, я взял такси, вернулся в гостиницу и улегся в постель непорочным. И нисколько об этом не жалею.

Сегодня утром, пока Билл отсыпался после вчерашнего, ходил в Лувр. Ника Самофракийская выше всяких похвал, да и Венера Милосская немногим хуже. Египетские залы еще не исследовал. Что же до живописи, то мне довольно скоро сильно наскучили Лебрен и Лесюэр, и даже Пуссен, которого я насмотрелся до одури. Зато я открыл для себя Филиппа де Шампеня [137] . Мантенья превосходен. Люблю древо познания в «Sagesse Victorieuse» [138] . Билл вот-вот пробудится. Пора возвращаться.

Норт-Энд-Роуд 145, пятница, 1 января 1926 года

Только и разговоров что о Новом годе. Хочется надеяться, что он будет успешнее прошлого.

В Лондон вернулись вчера в седьмом часу утра – проспал весь день.

На следующий день после развлечений на Рю-де-Урс мы спустились к реке и поужинали в «Ля Тур д’Аржан», наслаждаясь великолепным видом на Нотр-Дам, а также великолепной уткой «caneton à la presse» [139] , для которой нам подали нумерованные карточки. Запили утку двумя бутылками шампанского в кафе «Прадо», Билла развезло, и он несколько часов подряд говорил про Тони.

Наутро я отправился пешком в Сен-Сюльпис, шел по красивым улицам, а затем опять побывал в Лувре; хотел посмотреть рисунки Энгра, но было слишком темно. Вечером ужинали в «Вуазен»; после утки в «Ля Тур д’Аржан» на картофель «Анна» не хотелось даже смотреть. А вот вино было превосходным – свой, правда, я почти все разлил. Выпили в «Прадо» по шартрезу и вернулись.

Утром пошел в Люксембургский сад и в музей Родена, где меня больше всего интересовали рисунки, поднялся на Эйфелеву башню и к обеду вернулся. Билл, по обыкновению, еще спал. Во второй половине дня пил чай с Тамарой Эйблсан: она постриглась, умылась, красиво оделась, отчего сильно выиграла. С нами был англичанин Бернс, он, кажется, со мной знаком, и некая графиня, которая в несусветных количествах поедала вишневое варенье и злословила на четырех языках. Поужинали в «Крийоне» – еда превосходная, а вот обслуживание – худшее в Париже, а оттуда – на вокзал Сен-Лазар. Путешествие получилось хуже не придумаешь; очень сомневаюсь, что я его забуду, а значит, и писать про него нечего.

Барфорд-Хаус,

среда, 13 января 1926 года

<���…> По пути остановились в Оксфорде, и я купил себе жилет и несколько книг, в том числе стихи Т.С.Элиота [140] – они на удивление прекрасны, но малопонятны; есть в них что-то неуловимо пророческое.

Миссис Грэм с веселым шумом отбыла в Лондон, и в доме – если не считать громкого стука молотков, жалобного скрипа передвигаемой мебели и болтовни прислуги – воцарился покой.

Бал оказался еще хуже, чем можно было ожидать, и продолжался до половины пятого утра. Аластер пил шампанское и обратно вел машину по берегу.

Вчера отдыхали. Стихи Т.С. Элиота неправдоподобно хороши.

Понедельник, 15 марта 1926 года Вчера провалялся в постели все утро и в церковь не пошел. Утром зашел к Клоду, а после обеда неожиданно в своем красном автомобиле прикатили Лиза с Робертом <���…>, и я решил, о чем сейчас очень жалею, поехать в Лондон повидать Оливию. Застали ее в спальне, заваленной чулками и газетами. Укладывала в сумку бутылки. Раздалась, стала еще толще, говорит исключительно о себе, причем как-то отстраненно и бессвязно. Некоторое время сидел на ее постели и пытался, чувствуя, как падает сердце, ее разговорить, а потом пошел вместе с Ричардом пить коктейль <���…> Вернулся на поезде в ужасном настроении – уже несколько недель не было такого. На обратном пути подумал, что надо бы написать роман, – но ничего подобного я конечно же не сделаю.

Хэмпстед, понедельник, 3 мая 1926 года

В субботу, когда мы вышли из кинотеатра, где смотрели самый худший на свете фильм, вечерние газеты пестрели заголовками, подтверждавшими самые мои мрачные предсказания. Работники транспорта и другие большие профсоюзы объявляют забастовку сегодня, с двенадцати ночи. Вчера ходил на митинг в Гайд-парке; революционные речи встречались одобрительными возгласами. Только и разговоров, что вот-вот начнется стрельба.

Сегодня утром забастовала типография, где печатается «Дейли мейл»; отказываются набирать передовицу «За короля и отечество».

Вторник, 4 мая 1926 года <���…> Сегодня Крофорд телеграфировал, что семестр начнется в положенное время. Ездил на велосипеде посмотреть на бастующие районы; улицы забиты транспортом. «Таймс» сегодня утром вышла – правда, с меньшим, чем обычно, количеством страниц. А вот остальных газет нет – ни утром, ни вечером.

Читать дальше