Ивлин Во - Чувствую себя глубоко подавленным и несчастным. Из дневников 1911-1965

«Арнолд-хаус», Денбишир,

пятница, 1 мая 1925 года

Вчера прибыл сюда в глубочайшей меланхолии, которая отступила лишь под напором беспробудного сна. Наступившее утро, однако, оставило меня один на один с унылой перспективой четырехмесячной ссылки. <���…>

Вместо Уотсона здесь новый человек – Янг. Никогда еще мои финансы не были в столь бедственном положении, а сам я никогда еще не падал духом так низко.

Утро вторника, 5 мая 1925 года Последние три дня пребываю в апатии. Всю эту неделю в школе проходят спортивные состязания, и работы у меня немного. Стараюсь, чтобы то, что неинтересно мне, было точно так же неинтересно и ученикам, отчего испытываю особое, извращенное удовольствие. Из шестого класса в пятый перешла целая толпа сорванцов, которые ничего не знают и знать не хотят; не желают слушать то, что им говорится. Целыми днями заставляю их зубрить грамматические определения: «Слог – это отрезок речи… являющийся естественной единицей речевого потока», и т.д. – и так ad nauseam [124] . Энн прислала мне фотографии нашего пребывания в Ланди. Купил модель королевской яхты, которая постоянно напоминает мне об острове. Читаю сборник эссе Бертрана Рассела, который купил на прошлой неделе в «Блэкуэллс» [125] . Одновременно с этим обдумываю парадоксы, заложенные в стремлении к самоубийству и достижению успеха, планирую взяться за еще одну книгу, а также приобрести у Янга револьвер по сходной цене.

Четверг, 14 мая 1925 года Седьмая часть семестра позади, и, излечившись от отравления кофеином, от которого я последнее время страдаю, могу теперь смотреть в будущее с невозмутимостью – и это несмотря на то что с каждой почтой приходят горы счетов, а Оливия хранит молчание. Янг, наш новый швейцар, не скрывает своих педерастических наклонностей: только и разговоров что о красоте спящих мальчиков. По вечерам мы с Гордоном почти каждый день ходим стрелять галок, однако производим больше шума, чем кровопролития. На днях купил бутылку портвейна «Доу» 1908 года. Дин смешал портвейн с лаймом и содой, когда же я предложил ему еще и сахар, сказал, что портвейн предпочитает «сухим». Эта история не вполне соответствует действительности, но я пересказал ее в таком количестве писем, что сам в нее поверил. Началось лето, и работы у меня будет меньше. Купил альбом для рисования; теперь, когда у меня в комнате в «Санатории» стало теплее и светлее, собираюсь заняться рисованием всерьез. <���…>

Среда, 1 июля 1925 года Последние несколько недель стало повеселее. Уж не помню, как давно, наверно с месяц назад, Алек написал, что Скотт Монкрифф готов взять меня в Пизу своим секретарем. Я тут же сообщил Бэнксам, что ухожу, Гордона же, Янга и самого себя напоил на радостях в отеле «Куинз». И до вчерашнего дня жил в сладостном предвкушении года за границей, воображал, как буду сидеть под оливами, пить кьянти и слушать споры всех самых прославленных европейских изгнанников. Я даже увлекся своей работой в школе – ввиду скорого от нее избавления, и самым трогательным образом привязался к нескольким ученикам. Прекратил работу над романом, вторую половину дня проводил, нежась на солнце с трубкой и кульком конфет, после ужина купался, а по ночам грезил Рисорджименто. Стал даже испытывать теплые чувства к отцу и договорился с ним, что он оплатит мои счета, а денежное содержание впредь платить не будет. Однако вчера пришло сообщение, что Скотт Монкрифф во мне не нуждается. Вот тут-то я и почувствовал, что дошел до точки. Помощи теперь ждать неоткуда. Решил было отправиться с мальчиками на автобусную экскурсию, рассудив, что тем самым привяжу их к себе, – по крайней мере, тех учеников, кто мне симпатичен. Думаю, директор не захочет брать меня обратно – даже если я и надумаю вернуться. Рассчитывать, что мой бедный отец будет и впредь давать мне деньги, не приходится. Выражение «дойти до точки» преследует меня целыми днями [126] .

Пятница, 3 июля 1925 года <���…> На днях мы с Янгом напились, и он рассказал мне, как складывалась его карьера. Его исключили из Веллингтона [127] , выслали из Оксфорда и заставили уйти из армии. От его услуг отказались четыре школы, три – в середине семестра из-за мужеложества, а четвертая – потому что он пил шесть дней подряд, не переставая. И при этом он без труда устраивается на новое место, которое лучше предыдущего. Брюс и паук [128] .

Пятница, 10 июля 1925 года План с Хит-Маунт провалился – в крикет я не играю. Все здесь пребывают в унынии. Дин действует на нервы директорше и должен уйти, однако места пока найти не может. Отец Гордона при смерти, его мать и сестра остаются без средств к существованию. Янгу кажется, что он постарел, а Чаплину надоел дождь. Что до меня, то на сердце у меня свинец, а по нервам бежит электрический ток. Надеяться мне не на что. <���…>

Среда, 5 августа 1925 года Все утро провел в поисках работы. Коллега Ричарда [129] ищет очередного младшего преподавателя. Вот бы получить это место.

Воскресенье, 16 августа 1925 года Получил-таки работу в Астон-Клинтон. Забавно, что эта новость пришла в пятницу вечером, незадолго до прихода Ричарда, Элизабет, Оливии и Аластера. По идее, ужин должен был получиться веселым, но почему-то этого не произошло – мне, во всяком случае, было невесело. Я устал, был не в своей тарелке – как, впрочем, и всегда в присутствии Оливии, да и балагурство отца действовало мне на нервы. <���…>

Понедельник, 17 августа 1925 года В кинематограф с матерью. Покупаю брюки в клетку – выглядеть в них буду забавно. В банке в очередной раз перерасход.

Среда, 26 августа 1925 года

Писать красными чернилами – хуже нет, но черные у Аластера высохли. Миссис Г. (Грэм. – А. Л. ) узнала, что Аластер поручился за меня в банке, и пришла в ярость. Вчера отбыла в Ист-Хэддон. Мы с Аластером отвезли ее, набив машину доверху чемоданами, собаками и горничными, вернулись домой и, в тишине и покое, сели пить чай. В Ист-Хэддоне полно стариков, впавших в детство. Слугам, всем без исключения, – за шестьдесят. Во всех комнатах толкутся престарелые гувернантки или сиделки. Миссис Гатри приняла меня за Аластера. В таком доме Хэмишу и его жене будет не сладко. Прическа у нее – лучше не бывает. Дописал рассказ, который назвал «Равновесие», и отдал печатать. Рассказ необычен, но вроде бы совсем не плох.

Все утро писал письма, почитал Бергсона, а в двенадцать поехал на автобусе в Стратфорд – пообедать с Аластером. Зашел к его виноторговцу купить нам с ним рейнвейнского, однако в результате, соблазнившись названием – «Мутон де барон де Ротшильд», купил бордо. Оказалось отличным. Выпили по коктейлю в отеле «Шекспир», после чего пообедали в ресторане «Арден». Потом Аластер отправился к себе в типографию, а я – на «Двух веронцев» – пьеса ужасно глупая. Внутри у театра вид не такой устрашающий, как снаружи, но выстроен он плохо и неуютен. Зал насквозь «прошекспирен»: самые нелепые шутки вызывают у зрителей благоговейный смех. Выпили с Аластером чаю и вернулись в Барфорд, где, облачившись в свитера с высоким горлом, поужинали, после чего совершили многое из того, чего бы никогда не сделали, будь миссис Грэм на месте.

Среда, 16 сентября 1925 года Утром взялся за «Республику» Платона. После обеда – в кинематограф. Как же я его ненавижу! Вечером к ужину – Джойс и Дадли. У меня брюки в клетку.

Читать дальше