Ивлин Во - Чувствую себя глубоко подавленным и несчастным. Из дневников 1911-1965

1914, зимний семестр

Школьные Мучения

Пришел к выводу, что худшей школы, чем Хит-Маунт, нет во всей Англии.

Сегодня было три урока латыни – страшное дело. Мистер Хинклифф с каждым днем все гаже. И с каждым днем нос у него все длиннее и длиннее. Весь первый урок обхаживал несчастного Спенсера – не повезло ему, что он у Хинклиффа в любимчиках.

1915

Брайтон

Первое полугодие, наконец, позади, и мы (я с мамой) отправились в Брайтон. Вечером пошли в церковь. Перекрестился и преклонил колени перед алтарем только я один.

ЦеппелиныЧасов в одиннадцать вечера меня разбудил Алек [3] . Сказал, что прилетели цепеллины. Спускаемся вниз и видим: констебль носится по улице и кричит: «Свет долой!» Цеппелины, говорит, прямо у нас над головой. Услышали разрывы двух бомб, а потом забили пушки на Парламент-Хилл, и цеппы в клубах дыма убрались восвояси – убивать других детей.

1916, весенний семестр Мы с Хупером шли домой, и тут какой-то парень лет десяти кричит нам: «Что пялитесь, желторотые?» Погнались за ним, а навстречу, как водится, его старший брат. «Что, – говорит, – давно не получали?» Я ответил: «Да», мы бросились друг на друга, в ход оба пускали и руки, и ноги, но победителем вышел я.

1916, летний семестр

Водяная крыса

Довели Кэмерона до белого каления – ни одного учителя так не доводили. В лицо называем его «Водяной крысой» и елозим партами. Один раз до того разъелозились, что он не выдержал и спрашивает: «Откуда такой скрип?» – «А вы сами, – говорит ему Браун, – сядьте и увидите, как они скрипят». Потом Нобел нашел тряпку и подбросил ее на учительский стол. Умора.

Понедельник, 14 августа 1916 года Утром мы с мамой ходили по магазинам; купила себе шляпку, а я, после долгих поисков, – блокнот и до самого обеда рисовал в нем нехорошие картинки. Перед обедом выкупались, вода оказалась холодней обычного, и волны; поплескался вволю. После обеда купался опять, вернулся голодный, как волк, а к чаю всего-то: крошечный кусочек хлеба с маслом да пирожок с мой мизинец. Зато ужин превзошел все ожидания. После ужина ходили на «Счастливую долину» – неплохое шоу, но с «Олимпийцами» не сравнится. Мужчины играли ничуть не хуже, зато дамы (женщины, я имею в виду) выглядели такими старыми, такими вычурными, к тому же так жутко размалеваны, что все шоу пошло насмарку. Песенка «Следом за сержантом» мне понравилась, но хором они пели кто во что горазд. Вечер все равно получился что надо.

Лансинг-колледж [4] .

Вторник, 23 сентября 1919 года Алек как-то сказал, что живет в «непроницаемом» мире. И был прав. Меня же словно выбросило в совершенно иной мир, у меня теперь совершенно другие друзья, другой образ жизни. Домашний уют куда-то подевался – но, по правде сказать, без него я не скучаю.

Воскресенье, 28 сентября 1919 года Вместе со всеми ходил на вторую службу. Скучно. Единственная отрада – смотреть, как падают в обморок ученики младших классов. После церкви все собрались в столовой на несъедобный воскресный завтрак. Это первое воскресенье, поэтому воскресного урока нет. На воскресное письмо тратить время нет смысла: из-за забастовки железнодорожных работников все равно дойдет вряд ли. Некоторые, воспользовавшись забастовкой, не пишут вообще. Потом пошли в библиотеку, где вывешен список тех, кому книги выдаются «на вынос». Мне не хватило одного балла, Апторп в список включен, и Саутвелл, а я, хоть и шел следом, в него не вошел. Обидно: отдал бы всё, чтобы в него войти. Что ни возьми, я во всем оказываюсь за бортом, причем в самый последний момент: сначала в сборную колледжа не попал, теперь в этот список. И когда умру, мне тоже не хватит всего одного балла, чтобы попасть на небеса, и золотые врата захлопнутся перед самым моим носом. <���…>

Пятница, 10 октября 1919 года

Сегодня утром вырвал из тетради и уничтожил первую часть этого дневника, где писал про каникулы. Там было мало чего занятного, зато очень много такого, что для чужих глаз не предназначалось, – опасно и при этом не смешно. Поэтому оставил самую малость, только про колледж. На следующих каникулах надо будет вести себя осмотрительней, думать, что можно писать, а чего нельзя. <���…>

Сегодня отец вернул эссе Молсона и отозвался о нем весьма положительно. Он вообще постоянно подчеркивает, что наше поколение лучше, чем его. Интересно, среди нас действительно появятся великие люди или, наоборот, – сплошные посредственности? Мы и в самом деле, судя по всему, развиты не по летам – но хороший ли это знак, еще вопрос.

Четверг, 16 октября 1919 года <���…> Какое же мы все-таки удивительное поколение! В предыдущем никто до девятнадцати лет ни о чем не думал и, уж во всяком случае, – о книгах и картинах. Но только время покажет, чего мы действительно стоим.

Пятница, 17 октября 1919 года

«Несносна жизнь, как выслушанный дважды, в унылый сон вгоняющий рассказ» [5] .

Сегодня совершенно пустой день. Не пришло ни одного письма, не произошло ничего интересного. Мне разрешили не присутствовать на утренней и вечерней линейке, и я весь день читал Марло и Конан Дойла, а в перерывах просматривал книги Гордона. Нашел у него красивое издание «Одиссеи» – иным, впрочем, оно бы показалось слишком манерным. Получил почтовым переводом 16 шиллингов 6 пенсов и отправил деньги в книжный магазин Дента за «Геро и Леандра» [6] . Читал ее в библиотечном дешевом издании – типичная елизаветинская поэма.

Мое эссе о сказках понравилось – получил 27 из 30. Вот только правописание у меня по-прежнему хромает: три или четыре раза написал «воображение» с тремя «о». Завтра «красный» день [7] , на время которого почти все покидают колледж – будет поэтому так же скучно, как сегодня.

Понедельник, 20 октября 1919 года Еще раз побывал на выставке гравюр. Утро ничем не примечательно. Во второй половине дня очередная тренировка, пришлось стоять на воротах и отбивать мячи. Ненавижу «Младших» [8] . «Геро и Леандра» до сих пор нет; надеюсь, письмо с деньгами не затерялось. Вышел приказ: за обедом есть свою собственную еду запрещается. А это значит, что кормиться теперь придется одним хлебом – это единственная съедобная пища, которой здесь в достатке.

Воскресенье, 26 октября 1919 года День, лишенный каких бы то ни было событий. Некий Темпл [9] (соображает он вроде бы неплохо) приехал читать проповедь, рассуждал, непонятно с какой целью, о социализме, чем вызвал раздражение у наших чистоплюев.

Среда, 5 ноября 1919 года Вчера вечером Фулфорд, Молсон, Кэрью [10] и я пошли к Дику [11] и допоздна просидели у него перед камином, обсуждая Общество. Договорились, что в Обществе будет три направления: политическое, литературное и художественное. От музыкального, ввиду ревности Брентера [12] , решено было отказаться. На сегодняшний день Молсон с помощью Кэрью взялся возглавить направление политическое, Фулфорд – литературное, а я – художественное. Наша задача – призвать в свои ряды достойных членов. Что же до названия Общества, то остановились в конце концов на «Дилетантах». Хочется надеяться, что наша затея будет иметь успех. Есть несколько тем, на которые я бы хотел сделать сообщения: «Тенденции в современном искусстве», «Фиаско прерафаэлитов», «Лимерик как самая совершенная форма поэтической выразительности». Если меня выберут президентом или секретарем, то первая художественная дискуссия, которую я попытаюсь организовать, будет на тему: «В этом колледже бытует мнение, что возрождение готики в прошлом веке может быть оправдано строительством школьных зданий». В защиту этого тезиса выступит И. Дж. Картер, против – я. Сегодня мне уже удалось собрать небольшую группу, которой на первое время, думаю, будет достаточно. В первых двух-трех дискуссиях примут участие только Барнсли, Картер и я, но в самом скором времени, надеюсь, присоединятся и остальные.

Читать дальше