Ивлин Во - Чувствую себя глубоко подавленным и несчастным. Из дневников 1911-1965

Утро вторника провели среди известковых холмов, под густым снегом, решая незамысловатые тактические задачи; впрочем, мне и они не под силу. После обеда нам прочли еще одну лекцию, а потом шли строем и сквозь пургу увидели перед собой в открытом поле отхожие места. Я въехал в свой коттедж в надежде насладиться уединением, но всю ночь мерз, несмотря на меховой плед и масляный нагреватель. Нелегко приходится морской пехоте. <���…>

Четверг, 15 февраля 1940 года В пятницу 16-го, по окончании практических занятий, переезжаем в Бизли в полной уверенности, что, как бы ни был плох Бизли, хуже, чем в Кингсдауне нам не будет. С 28 января живу с Лорой в отеле «Лебедь» и с каждым днем теряю связь с лагерем все больше и больше. Из лагеря в отель переехал по примеру старших офицеров. Кингсдаун-Хаус подействовал на всех угнетающе. В охватившей нас апатии не последнюю роль, конечно, сыграли и мороз со снегом. Бригаде, одним словом, здорово не повезло, ведь, когда мы покидали свои подразделения, нас заботила честь мундира. Я заметил, что у всех словно бы притупились чувства, зато в полной мере заявили о себе радиоприемник и стол для пинг-понга. Вилла вселяет такое уныние, что у молодых офицеров, да и у тех, кто постарше, возникают проблемы с деньгами: жить вне лагеря мы имеем право, только если снимем номер в гостинице или поселимся в местном клубе. Все делается кое-как. Счета за еду неоправданно растут, зато обещанное женатым офицерам денежное пособие к зарплате почему-то не прибавляют. Да и снабжение продовольствием оставляет желать лучшего, рекомендации же по улучшению снабжения, внесенные продовольственной комиссией, своего действия не возымели и уже через пару дней были забыты. Хуже же всего то, что по инициативе сверху ничего не делается, чтобы нам лучше жилось; всего приходится добиваться снизу. Майор Тик, если на него надавить, проявляет очень неплохие деловые качества, однако сам, по собственному почину, не сделает ничего. Вот почему все смеются, когда слышат о «человеческом факторе». Вся беда в том, что до нас никому нет дела; когда бригада будет сформирована, все изменится. Пока же вспыхнувший было искренний энтузиазм гаснет.

Бизли,

понедельник, 26 февраля 1940 года

На прошедшие выходные решил из экономии остаться в лагере. В четверг, когда мы разбирали в палатке пулемет «брен», явился бригадир и сообщил Мессер-Беннеттсу, что в субботу мы обедаем у него. Заехал за нами на машине в 12.30 и привез на сильно траченную временем виллу тюдоровских времен. Я спросил в шутку, сам ли он ее построил. «Построил?! Я?! Да этому дому лет пятьсот». Такое начало ничего хорошего не сулило. Когда злится, бригадир не краснеет, а бледнеет, лицо приобретает какой-то свинцово-серый оттенок. Изнутри вилла свидетельствовала о том, что перестроена она из старого коттеджа. Миссис Морфорд хороша собой и неглупа. Ее жизнь с бригадиром складывается, судя по всему, несколько необычно. Она с нескрываемым удовольствием сообщила нам, что прошлой ночью ей пришлось несколько раз вставать к больному ребенку, и всякий раз бригадир по-свойски над ней подшучивал: перед ее возвращением ставил на дверь их спальни пару сапог. «Женщина, сигареты!» – кричал он, и она с радостью бежала исполнять приказ. Почти все воспоминания четы Морфорд – это либо истории о том, когда и за что бригадир кого наказал, либо описание несчастных случаев во время отпусков, которые бригадир имел обыкновение проводить с риском для жизни. После обеда отправились на прогулку вокруг Саттон-Плейс; погода и места – выше всяких похвал. Бригадир пожаловался, что война лишила его хоккея. «Гольф и теннис (в котором преуспела его супруга) хоккею в подметки не годятся. Вот игровые виды спорта – дело другое. В прошлую войну я играл в своей роте на месте полусреднего. Вот это, я понимаю, игра! Помогает держать людей в узде. Уж я-то своих людей держал крепко. Если мне приводили провинившегося, я ему говорил: «Выбирай: или военно-полевой суд, или сам тебя накажу!» И они всегда предпочитали, чтобы наказывал их я. Всыплю от души десяток-другой розог, и хорош. Моя рота считалась в полку образцовой». <���…>

После чая бригадир достал книгу стихов и рисунков, которую они с женой сочинили и проиллюстрировали в подражание «Сказкам просто так» [322] . Пришлось прочесть все стихи до одного, слушая у себя за спиной хриплое дыхание бригадира. Во многих стихах говорилось о том, как будить людей по утрам, смачивая им лица мокрой губкой. «С Айвором, братом жены, и не такое бывало», – заявил он после чтения. К ужину пришли несколько майоров со своими спутницами жизни; все жены были иностранками – совпадение, которое бригадир не преминул отметить: «Эти женушки офицеров морской пехоты – дело особое. Одна русская, другая шведка, третья немка. На днях в разговоре с одной ирландкой я прошелся насчет шведов. “Все они скунсы”, – говорю. – Обозлилась». Наелись и напились. Абажуры и салфетки миссис Морфорд расписала собственноручно; одни – японскими цветами, другие – фонариками. <���…>

Бизли,

пятница, 10 мая 1940 года

Вторжение в Голландию, Бельгию и Люксембург воспринято в лагере с удовлетворением. «Проснулись!» Отпуска на выходные отменены. Четвертая рота [323] на ночных маневрах; ночь темнее обычного, к тому же операция на незнакомой местности. Предложил в качестве эксперимента новых командиров взводов, долго объяснял, что это всего лишь эксперимент и ничего общего с повышением в должности не имеет. Операция прошла беспорядочно и в замедленном темпе; в лагерь вернулся в полночь.

Вторник, 14 мая 1940 года Был в лагере, но утром сбежал еще раз проститься с Лорой. Из-за неотложных, поступающих непрерывно приказов планомерные учения невозможны. В третьей роте раскрыта педерастия.

Пятница, 17 мая 1940 года Побудка в 3.30. Из лагеря – в 6.30. Обратно – в девятом часу. Все сонные. Жаркий день. Тяжба между Кованом и Ньюменом из-за вестового; военно-полевой суд. Линия обороны французов прорвана танками. Никто не расстроен.

Воскресенье, 19 мая 1940 года Месса в 9.15 в Пербрайте. После нее сидел на солнце за общим столом у гвардейцев, пил пиво, наблюдал за игрой в крокет и беседовал об исключительной серьезности создавшегося положения. В лагерь – на футбольный матч, который мы выиграли. В расположении пятого батальона повстречал бригадира. Сказал мне, что поражение французы потерпели потому, что немцы разбомбили с самолетов их артиллерию. Французы, говорит, давно бы сдались, если б Черчилль их не подбодрил: «Не можете остановить их танки? Но выходят же иногда танкисты по нужде, верно? Вот тогда и перестреляйте их всех до одного». По всей вероятности, этот простой совет так воодушевил французов, что сдаваться они раздумали. <���…>

Читать дальше