Ивлин Во - Чувствую себя глубоко подавленным и несчастным. Из дневников 1911-1965

Что до меня, то я по нескольку часов в день пялюсь в стереоскоп и получаю инструкции от бойкого еврея и робкого школьного учителя – и тот и другой совершенно безобидны.

Кормят неважно, в столовой набивается полно народу. Руководство живет от слушателей отдельно. Здесь, несомненно, много хуже, чем в Колинтоне. <���…>

Ночевал в Богноре и, как всегда, повздорил с Даффом. Теперь он всем рассказывает, что я настроен пронацистски. А сказал я ему, что не вижу большой разницы между «Новым порядком» Гитлера и идеями Вергилия о Римской империи. Первого августа закрылся «Уайт». Скорблю.

Ардроссан,

понедельник, 14 сентября 1942 года

Десятый день в Ардроссане. Играю в кости и много пью. <���…>

Понедельник, 14 сентября 1942 года

Почти все офицеры штаба уехали к доктору Цукерману на тестирование нового стимулятора (а на самом деле – на подготовку запланированной на 22 октября операции). Весь день просидел за столом бригадного майора, но дел было немногим больше, чем в отделении разведки. Занят был в основном тем, что открывал письма и посылал их по восходящей, в штаб дивизии. Пару писем адресовал самому себе, вкладывал их в корзину с надписью «Исходящие», они исчезали часа на три в «Центральной регистрации» и возвращались в корзину, уже другую, с надписью «Входящие». Пишу письмо и кладу его в «исходящую» корзину, через много часов оно возвращается напечатанным. Подписываю его и вкладываю опять же в «исходящую» корзину, после чего оно бесследно исчезает, и через много, много дней попадает в офис, куда и было адресовано, во «входящую» корзину, откуда переправляется в Центральную регистратуру. И т.д. <���…>

Бэзил Беннетт принес бессчетное число бутылок спиртного. Думаю, мы единственные офицеры в Европе, которые пьют за ужином бордо, портвейн и бренди.

Честное офицерское братство. Перед отъездом в Мэтлок оставил на столе несколько новых книг, которые подобрал мне Сирил Коннолли и из которых я успел прочесть лишь несколько. А вернувшись, не досчитался больше половины. <���…>

Американцы ходят на инструктаж, только если его ведут офицеры-десантники. Вид у них какой-то невоенный, да и имена странные.

Октябрь 1942 года

Операция отменена. Велась ли к ней серьезная подготовка, не знаю, но думаю, что нет. Штаб бригады – в Клозуорте, в доме приходского священника, преподобного Нита; в этом доме он живет со своей бородатой супругой. Очаровательная парочка. Он убежден, что немцы высадятся у него в саду, и требует выдать ему оружие и патроны. А его жена требует бензина. Повела нас показывать церковь: «Он о ней самого высокого мнения». Он – какой-то профессор из Лондона. «Кто-нибудь из вас, друзья, может починить старенький насос? Старенький насос миссис Нит ох как барахлит…» В виду имеется ее сердце. В их флигеле мы все поймали блох. Просидев без сна всю ночь, мы с Бобом на следующий день отправились в Эмшот на обед с Нелл и Гарри и выпили море вина. После этого посмотрел на себя в зеркало – чем не красный, лакированный китайский дракон. Когда умру, смотреться буду точно так же. <���…>

Читаю одну из самых вульгарных книг, когда-либо написанных, – жизнеописание Лэндора [334] . Написал в «Спектейтор» рецензию на Грэма Грина [335] и подумываю сесть за роман. Мои гаванские сигары подходят к концу – полсотни оставил про запас. И ящик “бордо” – тоже последний. Мне по-прежнему платят лейтенантское жалованье – выбить зарплату капитана или штабного офицера пока не удается. Будем надеяться, что в один прекрасный день удастся.

На учениях Боб встретился со штабными и сказал, что подготовка у них оставляет желать лучшего, дисциплина хромает, и предупредил, что их расформирует. Умение распекать без колкостей – его сильная сторона, этим он вызывает у меня искреннее восхищение. Вот почему на него не обижаются. Окажись я на его месте, и я бы говорил издевательским тоном, а это, когда имеешь дело с такими людьми, ничего, кроме вреда, не приносит.

Среда, 28 октября 1942 года Сегодня мне тридцать девять. Хороший год. Я зачал прекрасную дочь, выпустил удачную книгу [336] . Выпил триста бутылок вина и выкурил триста с лишним гаванских сигар. В армии служу среди друзей. В прошлом году в это самое время я ехал в Хэвик, в пятую бригаду Королевской морской пехоты. Со временем вояка из меня становится все хуже и хуже, зато теперь я терпеливее и скромнее – во всяком случае, во всем, что касается военной службы. У меня за душой почти девятьсот фунтов и нет серьезных долгов – разве что перед правительством. Здоровье у меня отменное – даром что организм насквозь проспиртован. Любимая жена, приятная работа в местах, отличающихся невиданной красотой. Чего еще желать?

Суббота, 20 марта 1943 года

Безветренный, холодный день, рано утром и вечером туман, зато в середине дня ослепительное солнце. Миндаль, нарциссы, цветут все апрельские цветы, на живых изгородях распускаются листья. А на сердце зима – от безделья, одиночества и ледяного холода в голове. <���…> Ничем не занят – только вскрываю письма. <���…>

Бэзил уехал на выходные в Лондон, и я остался один. После ужина выпил «Крофтс» урожая 1927 года; после «Доуз» урожая 1912-го. «Крофтс» ударяет в голову. Выпил и дочитал «Человека, который был Четвергом» [337] , книгу, которую не открывал с Лансинга. Мучительно сознавать, что это Честертону мы обязаны «Веком простого человека». В 1908 году в высшую мудрость и здравомыслие простого человека поверить ничего не стоило; считалось, что заблуждения – удел исключительно резонеров и чудаков. Теперь же, когда глупость и порок царят в половине христианского мира, поверить в это труднее.

Воскресенье, 21 марта 1943 года

Ночью снились кошмары, они являются теперь так часто, что мне кажется, я страдал ими всю жизнь. От моих снов веет непереносимой тоской – будто я читаю одну скучнейшую страницу за другой, будто слушаю длинные и совершенно несмешные анекдоты, смотрю лишенные всякого интереса фильмы.

После мессы – в замок [338] , где делать решительно нечего. Обедал с Роджером в «Плюмаже». В девять вечера по радио выступил премьер-министр; заверил своих слушателей, что о мире он печется ничуть не меньше, чем о войне. На этот раз он был менее резок, чем обычно, и миссис Максуэлл сочла, что у него депрессия.

Вторник, 23 марта 1943 года <���…> Утром Боб предупредил меня, что я настолько непопулярен, что могу лишиться места. Мое будущее крайне неопределенно. Зерно раздора я посеял еще несколько недель назад, когда сообщил Тому Черчиллю, что офицерам разведки в бригаде делать нечего. Для штабных офицеров его типа более страшного богохульства нельзя себе представить, ведь вся их жизнь зависит от этой системы, они преисполнены своей значимости. Их основная задача – обеспечить себя работой, причем в таком объеме, чтобы иметь основания для назначения подчиненных и продвижения по службе. Наша военная система печется не о работе, которую необходимо сделать, а о людях, которых надо любой ценой обеспечить работой. В результате где-то ощущается нехватка людей, а где-то царит безделье или, что еще хуже, делается никому не нужная работа. Вчера не было времени высказать все это; надеюсь, что скажу сегодня. <���…>

Читать дальше