Вадим Прокофьев - Степан Халтурин

— Вы, Степан Николаевич, меня за неосторожность корите, оно, может, и правильно, да не вы первый. Еще в семьдесят третьем году князюшка Кропоткин прозвал меня младенцем за то, что я о своей безопасности думаю мало. А когда о ней думать? Иногда мне кажется, что чем больше о спасении собственной шкуры печешься, тем скорее в лапы полиции угодишь. Помню, такой случай. Я на сходку опаздывал, а идти далеко было, если темными переулками пробираться. Свернул на Литейный, а там народищу на тротуарах — не протолкнешься. Выскочил я тогда на середину улицы и марш-марш галопом. Смотрю, на меня озираться стали, даже останавливаются. Что, думаю, удивительного в том, что человек опаздывает, а потому бежит. Вдруг слышу: «Гляньте, вор, ей-богу, вор, только под мужика наряжен». Мать честная, ну, решаю, влип Сергей Михайлович, ведь забыл о том, что на мне полушубок, валенки да шапка-ушанка. Вот тут я припустил, уж не помню, как до дому добрался…

Халтурин смеялся, но продолжал дружески журить Кравчинского. И не случайно заговорили они о безопасности тех, кто занимался революционной деятельностью. Летом 1876 года участились аресты, коснулись они и некоторых членов центрального кружка. Так, полиция арестовала Луку Ивановича Абраменкова за распространение нелегальной литературы. Дмитрий Смирнов заметил, что за ним усилена слежка. Сначала Халтурин никак не мог понять, каким образом полиция пронюхала о собраниях на квартире Карпова, но потом, сопоставив факты, пришел к выводу, что полицию навели на след кружка землевольцы, ведущие занятия с рабочими.

Подготавливая «большой процесс» над народниками, правительство выпустило некоторых из них на поруки, без права выезда. Этим «либеральным жестом» царизм хотел привлечь на свою сторону симпатии общества, а заодно, установив слежку за очутившимися на свободе революционерами, выявить их связи, нащупать организацию, чтобы потом одним ударом расправиться с ней.

Вырвавшиеся из тюремных застенков народники вновь с головой окунулись в революционную работу. Некоторые перешли на нелегальное положение, жили по фальшивым паспортам в Петербурге или тайком покидали столицу, чтобы поселиться в деревне, ведя длительную, настойчивую пропаганду среди крестьян.

Центральный кружок рабочих, создавшийся без помощи и участия землевольцев, только использовал народников в качестве лекторов-беседчиков. Далеко не все землевольцы знали о существовании кружка. Здесь бывали «Очки», как прозвали рабочие Марка Натансона; «Дед», под этим прозвищем среди рабочих был известен Николай Николаевич Хазов, имевший действительно роскошную черную бороду; своим человеком был и Кравчинский, хотя Сергей Михайлович захаживал на собрания реже других.

Натансона уважали, но недолюбливали. Марк Андреевич все еще считал рабочих темными, невежественными людьми, которых нужно просвещать, и по-прежнему стремился соблазнить их поездкой на поселение в деревни, даже деньги на этот случай обещал. Натансон читал «Хитрую механику», «Пугачева», а рабочие подсмеивались над ним и с нетерпением ожидали Деда.

Хазов же действительно пользовался любовью этих передовых пролетариев столицы. Он всегда рассказывал что-то новое, обычно черпая материал из иностранной прессы, обобщая опыт пролетарского движения на западе. Николай Николаевич подчеркивал, что только открытая борьба пролетариата Англии и Франции позволила им добиться улучшения своего благосостояния, уменьшения рабочего дня и т. д. Иногда Натансон и Хазов приходили вместе, и один, слушая другого, не выдерживал, начинал возражать, завязывалась дискуссия, в которую втягивались и рабочие. Эти дискуссии лишний раз показывали Халтурину и другим кружковцам, что им не по пути с бунтарями-землевольцами. Но, с другой стороны, Халтурин и его товарищи чувствовали себя еще недостаточно сильными, сплоченными, чтобы вырваться из объятий народников, выйти на самостоятельную дорогу пролетарской классовой борьбы.

В П. Обнорский.

П. А. Моисеенко.

К лету 1876 года Халтурин пришел к выводу, что пора сливать все кружки Петербурга в одну организацию, в рабочий союз. Эту мысль одобрили члены кружка. У Халтурина не было еще четкого плана создания союза, не хватало и опыта. И то и другое было в запасе у замечательного деятеля рабочего движения России 70-х годов Виктора Обнорского.

О Викторе Павловиче Обнорском знали почти все члены различных кружков пролетарского Питера, но мало кто из них мог бы при случае описать его внешность или похвалиться, что в такой-то день и час разговаривал или встречался с ним.

Обнорский вел очень замкнутый образ жизни, Целиком посвятив себя революционной деятельности. Если Виктор Павлович устраивался на завод или фабрику, то не потому, что не мог жить без работы, а чтобы завязать связи с рабочими, создать кружки. У Обнорского не было тех организаторских способностей, которые отличали Халтурина, зато он обладал более глубокими теоретическими познаниями, имел широкие и разнообразные связи с русскими и иностранными деятелями революционного движения. В 1873–1874 годах Обнорский побывал за границей, познакомился там с Лавровым, вошел в контакт с эмигрантскими кругами русских революционеров. В 1875 году, вернувшись в Россию, Обнорский принимал участие в создании Южнороссийского рабочего союза, хотя практически в нем не работал, уехав за границу. В 1876 году Обнорский несколько месяцев жил в Петербурге, принимая участие в деятельности рабочих кружков.

Обнорский долго приглядывался к Халтурину, некоторое время не выдавая себя. Он привык к конспирации, с людьми сходился только после всестороннего изучения человека. Но обаяние Степана, его порывистость и энтузиазм революционера очень скоро преодолели осторожность Виктора Обнорского, и Халтурин с удивлением и восхищением узнал, что под именем скромного рабочего Козлова скрывается Обнорский. Теперь Степан знал, к кому обращаться за советом и поддержкой. План создания рабочего союза обрел ощутимые формы.

Виктор Павлович подсказал Халтурину и его товарищам по центральному кружку организационные формы сплочения пролетарских сил не только столицы, но и других промышленных центров страны. Создать в России организацию наподобие I Интернационала было еще невозможно, поэтому Обнорский считал, что организационные формы Южнороссийского союза будут наилучшими и для других городов.

Степан Халтурин деятельно принялся за сколачивание этой организации. Центральный кружок вскоре превратился в руководящий центр, направляющий всю работу местных, районных и заводских кружков. Каждый местный кружок по мере сил своих и возможностей вовлекал новых членов, приобщал их к пропагандистской деятельности, но не связывал с центральной, руководящей группой. Только это ядро организации знало все кружки и их членов.