И. Мартынов - Книгоиздатель Николай Новиков

За 14 лет издательской деятельности в Москве Новиков напечатал около 20 томов русских сказок. Большей частью это были даже не народные сказки, а авантюрнолюбовные романы в «декорациях» Древней Руси. Условность сюжетов и их литературного обрамления позволяла герою одной из повестей в сборнике В. А. Левшина «Вечерние часы, или Древние сказки славян древлянских» (1787–1788) надевать очки, читая новгородцам указы их первых князей, а в доказательство существования русалок приводить цитаты из парижского «Journal Encyclopedigue». Ученые мужи снисходительно смотрели на эти псевдобылины об отечественных Сидах и Телемаках, разночинная публика упивалась подвигами и любовными похождениями добродетельных Вадимов и Судиславов, а издатель получал неплохой доход.

Совсем иначе воспринимались разными слоями читателей сказки сатирические и бытовые, содержавшие в себе порой серьезный обличительный заряд. Отвратительный паноптикум спесивых дворян, мотов и картежников, представленный в «Сказках» А. О. Аблесимова (1787) и «Бабушкиных сказках» С. В. Друковцова, напоминал современникам Новикова печально знаменитых героев «Трутня» и «Живописца». Немного найдется в русской литературе XVIII в. столь острых антикрепостнических памфлетов, как рассказ о бешеной барыне, выпоровшей спасшего ее от смерти лакея [99] Друковцев С. В. Бабушкины сказки. — М., 1781, с. 31. .

Особой популярностью в купеческой и разночинной среде пользовались 10-томные «Русские сказки» искусного компилятора В. А. Левшина (1780–1783), составившего довольно пестрый «букет» из рыцарских романов, восточных сказок, оригинальной сатирической повести о «новомодном» петиметре Несмысле и вульгарно-язвительных фацетийных рассказов об удачливых ворах Тимоше и Фомке. «Вешают только дураков, кои мало крадут, — поучал своих неразумных сообщников Фомка. — Например, третьего дня видел я: в городе повесили крестьянина за то, что он, умирая с голоду, украл у скупого богача четверть ржи. А старый наш воевода украл у короля 30 000 рублев; его только сменили с места и не велели впредь к делам определять» (ч. 2, с. 33). Намек на русскую действительность был слишком прозрачным, и не случайно архиепископ Платон счел левшинские сказки столь же вредными, как и песенник Чулкова. Совсем с иных позиций раскритиковали эту книгу петербургские просветители-дворяне, увидевшие в рассказах о ворах лишь грубые кабацкие басни, на тиснение которых «жаль бумаги, перьев, чернил и типографских литер» [100] Санктпетербургский вестник, 1781, апрель, с. 295. .

Трудно сказать с полной уверенностью, имел ли Новиков заранее продуманную программу приобщения к моральным и общественным проблемам малоподготовленных читателей с помощью авантюрных романов, песенников и сказок, либо этот раздел новиковского репертуара складывался стихийно. Ясно одно: массовая литература не была для него простым «типографским продуктом» и являлась первой, пусть еще очень шаткой и ненадежной ступенькой к истинному знанию, к настоящим, в его понимании, книгам.

Дифференцированный подход к разным категориям читателей, отвергающий барское пренебрежение к «неучам» и беспринципное заигрывание с толпой, Новиков завещал своим ученикам. Самый талантливый из них — Н. М. Карамзин — сумел емко и лаконично сформулировать то, что на практике много лет осуществлял его наставник и друг. «Надо всякому что-нибудь поближе, — писал он, — одному Жан Жака (Руссо), другому Никанора (роман неизвестного русского писателя XVIII в.)… И кто начинает (Никанором), нередко доходит до Грандисона (роман С. Ричардсона)» [101] Н. И. Новиков и его современники: Избранные сочинения. — М. 1961, с. 416–417. , т. е. до чтения действительно полезных книг.

Рано поняв, как трудно приохотить к чтению малообразованного человека, предлагая ему сочинения древних классиков, философские трактаты и диссертации академиков, Новиков обращал особое внимание на издание и рекомендацию книг, в которых развлечение органично соединялось бы с пользою. «Искусство соединять нравоучение с повествованием приключений, — писал он в отзыве о „Новых восточных сказках“, собранных А. Келюсом, — и вывести из худого дела великую истину, которая всем видна, составляет одну важнейшую приятность, сопряженную с чтением сих сказок… Читатель восхищен бывает, находя достойное примечания дело между множеством невероятных рассказов» [102] Московские ведомости, 1780, № 29, 8 апреля, с. 231–232. .

Стремясь содействовать воспитанию у читателей хорошего литературного вкуса, Новиков издал в 1783 г. филологическое сочинение П. Д. Гюэ «Историческое рассуждение о начале романов» с приложением «Разговора о том, какую можно получить пользу от чтения романов» Ж. Б. Бельгарда. «Чтение романов, — говорилось в рекламном объявлении о выходе в свет этой книги, — таким же и в любезном нашем отечестве сделалось поветрием, каким оно есть во Франции, Германии, Англии и других землях; и многие из почтенных наших соотчичей, не говоря уже о прекрасном поле, столько заражены им, что и совсем не читают никаких книг, кроме оных; других же, водимы будучи таковым же пристрастием, читают их, не зная сами, какую от чтения оных можно получить пользу. Всем таковым надеемся мы услужить сею предлагаемою книжкою, в которой… находится весьма нужное и полезное наставление о том, как чтением оных можно и воспользоваться. Трудившиеся в переводе оной и издатель довольно награждены будут, ежели все любители романов примут на себя труд прочесть сие сочинение, посвященное очищению их вкуса» [103] Там же, 1783, № 87, 1 ноября, с. 694. . Эти мысли были очень близки Н. М. Карамзину, его соратникам и последователям — провозвестникам эпохи сентиментализма в русской литературе, и не утратили своей актуальности вплоть до пушкинских времен.

Среди тысячи книг, напечатанных Новиковым, можно найти полтора-два десятка легковесных романов. Своим появлением в свет они были обязаны недосмотру издателя, алчности заказчиков и другим подобного рода причинам, которые неизбежны в любом предприятии таких масштабов. И все-таки подавляющее большинство повестей, романбв, драматических и поэтических сочинений с книжной маркой Новикова и, в первую очередь, его собственные издания наглядно демонстрировали принцип соединения развлечения с нравоучением в самых разнообразных формате: от элементарных моральных наставлений до высокой философской и политической публицистики.

Характерно, что среди первых новиковских изданий, напечатанных в Университетской типографии, были две фундаментальные антологии лучшей европейской прозы: «Библиотека немецких романов» в трех частях (1780) и 12-томный журнал «Городская и деревенская библиотека» (1782–1786), распространявшийся по подписке вместе с газетами. Многообразие эстетических и идейных устремлений просветителей 1780-х гг. ярко проявилось при отборе материалов для очень похожих, но далеко не одинаковых по составу сборников. Если внимание переводчика берлинской «Bibliotek der Romane» [104] 12 В предисловии к повести ее переводчик впервые сообщил русским читателям о находившейся тогда еще в рукописи драматической поэме Гете «Фауст» (Библиотека немецких романов. Ч. 1. — М., 1780, с. 96). В. А. Левшина привлекли полные мистических аллегорий легенды о рыцарях Круглого стола, история чернокнижника Фауста и фантастический роман писателя-масона Ж. Казотта «Влюбленный дьявол», то центральное место в литературных приложениях к «Московским ведомостям» заняли остросатирические «Пословицы российские» и вольнодумная повесть Вольтера «Энни, или Мудрец и Атеист».