И. Мартынов - Книгоиздатель Николай Новиков

«Семена самовластия и мучительства не распространяют никогда корня своего между людьми вольными», — писал Г. Брук, автор «английской» повести «Слабоумный вельможа», напечатанной на русском языке только в отрывках [111] Брук Г. Перечень аглинской книги, называемой Слабоумный вельможа. — М., 1782, с. 29. . Художественная литература всегда была одним из самых могучих средств в борьбе с идеологией рабства и насилия, что не раз блестяще доказал Новиков умелым отбором для русских читателей произведений французских, английских и немецких просветителей.

Отечественная проза XVIII в. представлена в новиковском репертуаре двумя аллегорическими повестями М. М. Хераскова «Золотой прут» (1782) и «Кадм и Гармония» (1789), несколькими сентиментальными рассказами молодых писателей и многочисленными переизданиями «Живописца». Современная критика и читатели тепло встретили появление тоненькой книжечки «Разных повествований, сочиненных некоторою россиянкою» (1779) и «Утренников влюбленного» В. А. Левшина (1779), увидев в этих слабых ростках нового для русской словесности жанра задатки его будущих успехов. Та же «нежность» слога и «чистота» языка отличали чувствительный роман первой тамбовской писательницы Н. А. Нееловой «Леинард и Термилия» (1784), просто и безыскусственно рассказавший о судьбе двух несчастных влюбленных — жертв алчности и эгоизма родителей. Проклятия золоту, как символу многих несчастий, восторженные хвалы кротким поселянам и добродетельным царям надолго стали излюбленной темой русских писателей. Их можно найти и в наивных пасторалях юного автора «Непорочных забав» (1783), студента Московского университета М. С. Бенедиктова, и в утонченно-философских, пронизанных масонской символикой сочинениях маститого литератора М. М. Хераскова.

Издавая сатирические романы и сентиментальные повес+и, Новиков ориентировался на просвещенных читателей, число которых в России тех лет было сравнительно невелико. Главным же потребителем продукции его типографий — городскому мещанству, купечеству, малообразованным разночинцам — адресовались более доступные по форме, но не менее серьезные и поучительные драматические сочинения: тираноборческие трагедии, «слезные» драмы, комические оперы и бытовые комедии.

Классическая французская трагедия представлена в новиковском репертуаре всего лишь двумя, книгами: «Родогуной» П. Корнеля в переводе Я. Б. Княжнина (1788) и духовно близкой русским масонам «Афалией» Ж. Расина (1784). В 1786 г. Новиков переиздал девять трагедий А. П. Сумарокова, а несколько раньше напечатал «Идолопоклонников, или Гориславу» М. М. Хераскова (1782) и псевдоисторическую драму студента Московского университета Ф. П. Ключарева о мудром и гуманном киевском князе «Владимире Великом» (1779).

Гораздо более серьезный политический резонанс имели две тираноборческие трагедии Вольтера «Брут» (1783) и «Смерть Цесарева» (1787), изданные Новиковым незадолго до Великой Французской революции. Закон превыше монарха, а потому народ вправе свергнуть деспота, поправшего его права. Эта идея вдохновляла не только французского вольнодумца, но и его не менее знаменитого предшественника В. Шекспира, автора трагедии «Юлий Цезарь» (1787), блестяще переведенной на русский язык Н. М. Карамзиным. Не удивительно, что их пьесы в 1794 г. были сожжены московской полицией, разделив участь «Вадима Новгородского» Княжнина и радищевского «Путешествия».

Новиковский театральный репертуар явно не давал покоя екатерининским цензорам. Осенью 1786 г. московский архиепископ Платон сурово раскритиковал комедии, выходившие из стен Университетской типографии. Первые сочинения Мольера появились в России задолго до Новикова, однако лишь его многотиражные и недорогие издания завоевали автору «Тартюфа» и «Мещанина во дворянстве» огромную популярность среди русских разночинцев. Страстный протест против социальных предрассудков, беспощадные насмешки над дворянской спесью и ханжеством святош вызывали сочувственный отклик у читателей комедий Детуша, Вольтера, Гольберга и Шеридана. Особенности комедийного жанра позволяли драматургам в легкой и непринужденной форме затрагивать самые острые, политически злободневные вопросы современности.

Подлинным любимцем и образцом подражания для демократических слоев европейского общества в предреволюционные годы стал остроумный, дерзкий и житейски мудрый цирюльник Фигаро, герой одного из талантливейших идеологов третьего сословия Бомарше. Переводчик «Фигаровой женитьбы» (1787) юный масон А. Ф. Лабзин и ее издатель Н. И. Новиков проявили редкую оперативность, если учесть, что первые публикации этой комедии во Франции и России разделяли лишь три года. Обличая аморализм и нравственную несостоятельность дворянства, драматурги-просветители противопоставляли им высокие добродетели человека из народа. Так зародилась «мещанская» или «слезная» драма, представленная в новиковском репертуаре сочинениями Дидро («Побочный сын» и «Чадолюбивый отец») и Мерсье («Ложный друг», «Женневал, или Французский Барнавельт», «Беглец»), а также трагедией их немецкого единомышленника Г. Э. Лессинга «Эмилия Галотти» (1788) в переводе Н. М. Карамзина.

Тесная дружба и глубокое идейное родство связывали Новикова со многими русскими драматургами конца XVIII в. Московский издатель высоко ценил их первые, пока еще несовершенные и наивные попытки правдиво показать жизнь соотечественников.

Продолжая традиции Сумарокова, драматурги нового поколения гневно выступали против одного из самых отвратительных явлений феодально-чиновничьей России — судейского крючкотворства и взяточничества приказных. На страницах переизданной Новиковым комедии М. И. Веревкина «Так и должно» (1788) и одноактной пьесы О. Чернявского «Купецкая компания» (1780) перед читателями предстал целый паноптикум хапуг, готовых ради своей выгоды на любую подлость. Не лучше чиновников были помещики-самодуры в драме А. Т. Болотова «Несчастные сироты» (1781). Законы жанра требовали от писателей благополучной развязки злоключений их героев. Тогда и появлялись на сцене доброжелательный граф Благонравов с отрядом солдат для укрощения жестокого помещика или бескорыстный жених Доблестин. Гораздо труднее удавалось сохранить правдоподобие драматических ситуаций авторам идиллий из жизни крепостных крестьян: «драмы с голосами» «Розана и Любим» (1781) и «драматической пустельги» «Приказчик» (1781) Н. П. Николаева, комической оперы С. К. Вязмитинова «Новое семейство» (1781) и лучшей из пьес В. А. Левшина «Торжество любви» (1787).

Но не следует слишком строго судить драматургов новиковского круга, не обладавших гражданским мужеством Радищева. Судя по дошедшим до нас читательским откликам, их пьесы о крестьянах, даже самые идиллические и приглаженные, несли в себе серьезный социальный заряд.