И. Мартынов - Книгоиздатель Николай Новиков

30 марта 1772 г. переплетчики И. X. Белке и К. В. Миллер известили читателей «Санктпетербургских ведомостей» о поступлении в продажу «Опыта исторического словаря о российских писателях», собранного «из разных печатных и рукописных книг, сообщенных известий и словесных преданий» Николаем Новиковым. Его издатель проделал огромную работу, выявляя и сводя воедино сведения о 317-ти русских писателях и ученых. Новиков горячо поддержал сочинительницу «Antidote» в ее стремлении доказать всему миру, что русская культура имеет многовековую историю [27] Именно за это Екатерина II пожаловала издателю «Опыта» 3 августа 1772 г, 200 руб. (Центральный государственный исторический архив СССР — далее: ЦГИА, ф. 468, on. 1, д. 3887, л. 118). . Он воскресил имена первых просветителей Руси Нестора и Макария, воздал должное «славным творениям» Кантемира, Ломоносова, Тредиаковского и их предтеч Симеона Полоцкого и Феофана Прокоповича, напомнил читателям о заслугах перед отечественной словесностью своих учителей — Сумарокова и Хераскова. Однако в оценке современных литературных течений позиции Екатерины II и издателя «Опыта» оказались диаметрально противоположными. Симпатии Новикова, естественно, были на стороне молодых писателей демократического лагеря, близких ему по образу мыслей и пониманию задач литературы — Д. И. Фонвизина, Ф. А. Эмина, В. И. Майкова и М. И. Попова, а в характеристиках придворных одописцев явно давало себя знать меткое и безжалостное перо редактора «Трутня».

Союз против общего врага приглушил, но не устранил разногласий между Екатериной II и Новиковым. Правда, до поры до времени императрица предпочитала не замечать его дерзких выпадов. Уже во время работы над словарем она открыла перед ним двери Эрмитажной библиотеки и других государственных древлехранилищ. Горячее одобрение двора встретило новое антишапповское сочинение, изданное Новиковым, — трактат реакционного парижского литератора Ф. Шампьона де Понталье «Французская нынешнего времени философия».

Перевод и издание этой книги едва ли делал честь человеку, употребившему на нее свое время и деньги. Новиков явно не понял или не захотел понять истинного смысла философии Шампьона. Выступая в защиту патриотизма и патриотов, парижский литератор гневно клеймил безродных космополитов, атеистов «по моде» и невежд, рядящихся в тогу философов. Именно эти мысли нашли отклик у русских читателей, тем более что в умозрительном портрете наглого лже-философа они несомненно видели черты ненавистного Шаппа. Однако основной мишенью демагога-клерикала были не столько уродливые наросты на древе просвещения, сколько живительные идеи вольности, терпимости к инакомыслящим.

Было бы неверно рассматривать книгоиздательскую деятельность Новикова в 1770-е гг. только как полемику с домыслами Шаппа. Посвятив свой последний сатирический журнал «Кошелек» (1774) осмеянию патологической галломании дворянских «недоумов», он выступил за развитие культурных и деловых связей между просвещенными народами. И все-таки вопросы национального престижа оставались для него острыми и злободневными. Не случайно, издавая уникальное описание водных путей Московского государства, составленное русскими топографами в начале XVII в., — «Книгу Большому чертежу» — Новиков считал своей важнейшей задачей «обличение несправедливого мнения тех людей, которые думали и писали, что до времен Петра Великого Россия не имела никаких книг, окроме церковных, да и того будто только служебных» [28] Древняя российская идрография… — Спб., 1773, с. 1. .

Именно эти соображения и побудили просветителя-патриота разработать программу публикации ценнейших памятников истории, культуры и быта Древней Руси. Так появились 10 томов «Древней российской вивлиофики» (1773–1775), «Повествователь древностей российских» (1776 г.), «Древняя российская идрография» (1773), «Скифская история» царского стольника Андрея Лызлова (1776) и «История о невинном заточении ближнего боярина А. С. Матвеева» (1776). Стремясь расширить круг печатных источников по русской истории, Новиков издал монографии крупнейших отечественных историографов Г. Ф. Миллера «О народах, издревле в России обитавших» (1773) и М. М. Щербатова «Краткая повесть о бывших в России самозванцах» (1774).

«Ученая республика» одобрила и поддержала новиковские планы. На призыв издателя к «благосклонным читателям… учинить вспоможение» в его трудах откликнулись сотрудники Московского архива Коллегии иностранных дел Г. Ф. Миллер и Н. Н. Бантыш-Каменский, библиотекарь Академии наук И. Ф. Бакмейстер, поэт-царедворец П. С. Потемкин, оберпрокурор Сената Н. И. Неплюев, князь С. Д. Кантемир и квартирмейстер Измайловского полка В. П. Ознобишин. Их находки, а также десятки старинных рукописей и документов из Эрмитажной библиотеки, Патриаршей ризницы, древлехранилищ Успенского собора в Москве и Киево-Печерской лавры были скопированы в мастерской новиковского комиссионера-переплетчика К. В. Миллера. Немало книжных редкостей удалось собрать в эти годы и самому Новикову [29] Среди рукописных книг, конфискованных в 1793 г. в московской библиотеке Новикова, были три списка «Русского летописца», «Книга Большому чертежу», «Казанская история», «Сказание о Мамаевом побоище», «Записки» А. А. Матвеева и несколько сборников исторических материалов (Центральный государственный архив г. Москвы — далее: ЦГАМ, ф. 16, on. 29, д. 64, лл. 241, 244 об., 253, 254 об., 255). . Археограф-самоучка, не получивший никакого специального образования, он быстро овладел навыками научно-публикаторской работы. Свидетельством тому может служить тот факт, что для критического издания «Книги Большому чертежу» им были привлечены шесть списков этого памятника: основной, принадлежавший известному библиофилу и меценату, фабриканту-миллионеру П. К. Хлебникову, и пять (из Библиотеки Академии наук, собрания А. Г. Сабакина и Патриаршей ризницы) — для выявления вариантов и разночтений. «Ученым человеком, оказавшим великую услугу нашей истории», назвал Новикова скупой на похвалы рецензент «Повествователя древностей российских», ученик Щербатова Г. Л. Брайко [30] Санктпетербургский вестник, 1778, ч. 1, январь, с. 59. . Это мнение закрепилось на века. Однако Новиков всегда был скорее просветителем и популяризатором, чем ученым в прямом смысле слова. Изданные им исторические памятники он адресовал не узкому кругу специалистов, а широкой читательской аудитории, видя в них могучее оружие против «молодых кощунов, ненавидящих свое отечество» [31] Древняя российская вивлиофика… — Спб., 1773, ч. 1, с. VI. .

Фанатически убежденный в огромном просветительном значении печатного слова, Новиков непрестанно искал все новые формы и методы издательской деятельности, расширял репертуар выпускаемых его иждивением книг. «Книгопечатание, — писал один из анонимных корреспондентов „Живописца“, — сближая века и земли, доставляя всем сведение о изобретенном и происшедшем, есть наивеличайшее изо всех изобретений, разуму человеческому подлежащих. Что может более, коли не печатание книг, расплодить единую истину, в забвении бы быть без оного определенную, и родить, так сказать, столько же прямо мыслящих голов, как сам изобретатель той истины, сколько есть читателей. Печатание соблюдает наилучшим образом все истины, доставляет наибольшему количеству народа об оных сведение, чрез то очищает общество от заблуждений…» [32] Сатирические журналы Н. И. Новикова, с. 441. .