Федор Грачев - Записки военного врача

Темнеет. Обратно удачно «голосую» попутной грузовой машине, покрытой брезентом.

На снежных ухабах машину трясло и подбрасывало, будто корабль на штормовой волне.

— Как жизнь? — спрашиваю водителя.

— Вот как эта дорога! Неровная. Сегодня жив, а завтра нет…

Кабина пропитана кисловатым, терпким запахом.

— Что везете?

— Бараньи кишки. На обработку. Говорят, их можно есть…

Кварацхелия ждет меня. Ему удалось исправить «Антилопу-гну». Звоню Ягунову — наряд на фанеру получен. Ответ: сейчас пришлют грузовую машину. Быть у телефона. А Кварацхелия — в госпиталь.

Теперь есть возможность поговорить с друзьями. Спрашиваю Панфилова о судьбе теплохода «Андрей Жданов».

— Он хорошо послужил, — отвечает Михаил Петрович. — Сделал восемь рейсов и доставил из Кронштадта более пяти тысяч раненых.

— А когда он погиб?

— Одиннадцатого ноября. Подорвался на двух минах. На траверзе Таллина, когда шел на Ханко.

— А экипаж теплохода?

Погибли двое. Остальные обязаны жизнью отваге старшего механика Пастерского.

— Где сейчас балтийцы?

— Разбрелись кто куда. В народном ополчении. Партизанят в тылу врага. В навигацию были на Ладоге… В Борисовой Гриве. Много на Севере, на Каспии, Дальнем Востоке. Обеспечивают работу пароходов по перевозке стратегических грузов из Америки…

— «Луга» наша тоже погибла, — сокрушается Хабалов.

«Наша» потому, что я с Николаем Алексеевичем плавал на этом пароходе.

— При каких обстоятельствах?

Хабалов рассказывает. 28 августа «Луга» вместе с другими судами пароходства вышла из Таллина. Около полуночи наскочила на плавучую мину. Через пробоину хлынула вода. Судно начало быстро погружаться в воду. Триста раненых в трюме и медицинский персонал — все погибли…

На заделку фанерой каждого окна госпиталя выделено по два человека. Им охотно помогали легкораненые.

Толстая фанера плотно закрыла окна. Надолго ли?

Окончание этой работы совпало с радостным известием: удар наших войск в снегах Подмосковья развивается успешно.

Политруки проводят подробную информацию среди раненых.

В приемной начальника госпиталя при свете «летучей мыши» внимательно слушаем доклад доцента Геронтия Валентиновича Ефимова — «Положение на фронтах». Еще бы! Такое волнующее сообщение Совинформбюро:

«После перехода в наступление с 6 по 10 декабря частями наших войск занято и освобождено от немцев более четырехсот населенных пунктов».

Началось! Враг откатывается от столицы! Это поможет и Ленинградскому фронту. А пока — «наступление на берегу Невы успеха не имело». Трудно было нашим воинам в то время: силы для прорыва не хватало.

На стене приемной висит карта Советского Союза, на которой красной чертой обозначено расположение наших войск. Около карты стоит Г. В. Ефимов, опираясь на толстую указку, как на посох, — слаб от истощения.

Ему задают вопросы. Он отвечает. Тихо, но внятно.

Прежде чем продолжить дальше рассказ о тех днях, хочется поведать о судьбе артиллериста Андрея Григорьевича Корзуна, с которым я встретился у Черковского в Лесном порту.

Уже после войны, будучи главным врачом поликлиники Ленинградского морского торгового порта, я присутствовал на митинге у здания управления Лесного порта, посвященном открытию мемориальной доски в честь отважного защитника Ленинграда А. Г. Корзуна.

О его подвиге рассказал собравшимся секретарь парткома Лесного порта Арнольд Иванович Савин.

Вот как это было. 6 ноября сорок третьего года немцы ожесточенно обстреливали территорию Лесного порта. Дальнобойное орудие 6-й батареи, где служил Корзун, немедленно открыло ответный огонь. Началась артиллерийская дуэль. Гитлеровцы обрушили на батарею шквал огня. Один за другим падали у лафета артиллеристы орудия. И наконец остался только Корзун.

Но и один в поле воин. Гвардеец сам подносил снаряды, заряжал и стрелял. Осколком он был тяжело ранен и потерял сознание. Очнувшись, он увидел горящий ящик с боеприпасами. Сейчас возникнет взрыв. Собрав последние силы, Корзун пополз и успел полушубком накрыть огонь. В это время новый осколок снаряда смертельно ранил бесстрашного бойца.

Андрей Григорьевич Корзун был похоронен на территории Лесного порта, рядом с павшими от артобстрелов, бомбежек и голода. Потом его прах захоронили в Дачном.

Мужественному воину Корзуну посмертно было присвоено звание Героя Советского Союза. А одна из улиц Кировского района Ленинграда названа его именем.

от люди! С какой любовью относились они к книгам! Речь идет о работниках научной библиотеки Ленинградского государственного университета. Я познакомился с ними в начале октября.

Большой, длинный и широкий коридор — основная магистраль главного здания университета. Здесь студенты, преподаватели, военные. Учебный год начался 1 сентября на всех факультетах.

Впервые вижу этот университетский коридор. Он такой длинный, что в конце его и стены, и пол, и потолок, уходящие вдаль, будто сходятся в одной точке. Слева поблескивают стекла больших окон. Справа — длиннейший ряд книжных шкафов. Они сплошь заставлены книгами, журналами, брошюрами. Между шкафов — двери в аудитории и кабинеты различных факультетов.

В конце коридора, в его тупике, дверь. Над ней надпись: «Научная библиотека имени М. Горького».

Меня приветливо встретил заведующий справочным отделом Андрей Владимирович Уржумцев. Высокий, весь какой-то размашистый, худощавый и подвижной, с живыми, умными глазами.

Уржумцев мне понравился с первого взгляда. Объясняю ему цель прихода: нужна литература о военно-полевой хирургии.

— Приходите завтра…

Я не поверил, что в такие дни библиотека столь быстро выполнит мой заказ, и я пришел через день.

— Что же вы, доктор, не пришли вчера? — Уржумцев показал мне на стол, где лежала стопка книг. — Для вас все готово.

В ответ на мою благодарность Уржумцев замахал руками:

— Я здесь ни при чем. Благодарите Софью Николаевну Эрбатову. Старая школа! Тридцать лет работы в библиотеке!

Познакомил меня Уржумцев и с Екатериной Алексеевной Шахматовой, дочерью академика Шахматова, выдающегося русского лингвиста.

— Тонкий классификатор и блестящий знаток книг! — восторженно отозвался Уржумцев о Шахматовой. — А вон там, у стеллажа, — Елена Александровна Лукашевич, заведующая отделом периодики. Милейший, должен сказать, и скромный человек. Работает у нас двадцать лет…

Случилось так, что в следующий раз мне удалось попасть в библиотеку лишь в конце декабря.

Поднимаюсь на второй этаж. На площадке лестницы стоит женщина в черном поношенном пальто, стоптанных валенках. Поверх пальто укутана большим шерстяным платком. Под мышкой папка для бумаг и кусок фанеры.