Федор Грачев - Записки военного врача

— Зайдемте ко мне, — предложил он. — Это по пути. Хочу повидать семью. Жена с детьми не успела эвакуироваться.

По обледенелым от воды ступенькам поднялись на пятый этаж. Дверь отворила ссутулившаяся женщина С покрытым копотью лицом.

— Емельян! Выписали!

— Нет, Таня, пока еще в госпитале. Зашел ненадолго.

В холодной комнате на кровати лежали два мальчика.

— Папа пришел! Папа! — встрепенулись ребята, увидев отца.

— Лежите! — прикрикнула мать. — Не тратьте сил!

— Папа, ты насовсем? — высунулся из-под одеяла давно не стриженный мальчишка.

— Нет еще.

— А скоро совсем придешь?

— Не знаю, Валя.

В углу комнаты «буржуйка». Труба выведена в форточку, заделанную жестью. — Под ножками печки — противень.

— Садитесь! — предложил мне Емельян Никитич, но, окинув взглядом комнату, почесал в затылке.

— Стулья сожгли, — сказала жена.

— Правильно сделали! — одобрил Городецкий.

Емельян Никитич выложил на стол свои приношения: завернутую в бумажку пшенную запеканку и кусок хлеба — остаток от дневного пайка в госпитале.

Каша замерзла. Дров не было. Городецкий, не долго думая, вынул два ящика из письменного стола и быстро превратил их в дрова.

И вот вспыхнуло чудодейственное пламя. «Буржуйка» не имела кирпичной футеровки и потому быстро нагрелась. Глухо ворчит блокадная печка. На ней — сковородка. Порывшись в ящике закопченного трельяжа, жена Городецкого взяла пузырек и показала мне:

— Думаю, что это можно употребить?

«Олеум персикорум», — прочел я на этикетке.

— За неимением гербовой, пишут на простой…

Через несколько минут персиковое масло, пузырясь, шипело на сковородке. Разогрев на этом масле запеканку, Городецкий аккуратно разделил ее на три равные части. Две из них поднес ребятам в кровати, третью протянул жене.

— А ты? — спросила она.

— Я сыт…

…Мы продолжали свой путь по Большому проспекту. Наконец добрались до завода «Севкабель».

В проходной завода неподвижная фигура. Очень трудно понять, кто это. Мужчина или женщина? Лицо так укутано, что мы видим только одни ввалившиеся, поблекшие глаза. А на руках — обрезанные перчатки, какие обычно зимой носили кондуктора трамвая.

Нам выдали пропуск на завод.

В кабинете за большим столом сидел в полушубке мужчина лет сорока с седыми висками. Он медленно встал, по-старчески опираясь на ручки кресла.

— Емельян! Какими судьбами? Садитесь, товарищи!

Мы объяснили цель своего прихода.

— Что-нибудь придумаем, товарищи.

Где-то совсем близко грохнул снаряд. Второй… Зазвенели стекла в кабинете.

— Начинается! — нахмурился директор, снимая трубку. — Козловский говорит. Куда кладут?.. Так… Извините, придется подождать. Выйду посмотрю, что там делается…

Директор вернулся минут через двадцать с главным инженером завода Быковым.

— Дмитрий Вениаминович, вот о чем речь. Надо помочь большому госпиталю. Холод у них, тьма! Рентген не работает. Хирургам невозможно делать операции. Как твое мнение?

— Тысяча метров? Для завода это, конечно, не цифра. Кабель нам сейчас не нужен, отправлять-то его все равно некуда, — как бы вслух размышлял Быков. — Я — за!

Козловский молча взял командировку и написал: «Отпустить из остатков довоенных заказов. Для временного пользования».

— Но ведь кабель занесен снегом, — напомнил директору главный инженер. — Его надо еще откопать, черт возьми!

— Где взять рабочих? — сказал как бы про себя Козловский. — Надо подумать…

— Для этого госпиталь даст людей, — обрадованный таким результатом, сказал Городецкий.

— Тогда все в порядке!

Прощаясь с нами, Козловский открыл ящик письменного стола и вынул оттуда пять толстых свечей:

— Передайте начальнику госпиталя… Пригодятся…

так, кабель есть.

Теперь надо получить разрешение подключиться к Василеостровской водопроводной подстанции.

Ягунов на «Антилопе-гну» поехал в «Электроток». А в это время в тесном клубе, слабо освещенном фонарем «летучая мышь», было созвано внеочередное партийное собрание. Это было самое короткое партийное собрание из тех, на которых мне пришлось присутствовать. На нем обсуждался один вопрос — порядок работы на трассе: водопроводная подстанция — госпиталь.

Вскоре вернулся Ягунов. Разрешение получено!

Немедленно десять человек во главе с Луканиным, вооружившись лопатами, отправились на грузовой машине отрывать кабель из-под снега.

Но они быстро вернулись. Рабочие «Севкабеля» заявили:

— Ваше дело лечить раненых, мы сами все сделаем!

Через два дня кабель был доставлен в госпиталь. Теперь дело за тем, чтобы поставить столбы, на которые надо подвесить кабель. Но где взять столбы? Достал их вездесущий Зыков. Можно приступать к работе. Об этом узнали раненые. Они осаждали просьбами Ягунова и Луканина.

— Товарищ начальник, вы народ хлипкий, а мы люди физического труда, — настаивал председатель старостата раненых всего госпиталя старший лейтенант Николай Вахрамеев.

— Слышишь, комиссар, хлипкие? — улыбнулся Ягунов.

— Он не это хотел сказать, — уточнил Луканин. — Я его мысль понимаю…

— Вы не обижайтесь, товарищ начальник, — продолжал Вахрамеев. — Вот посмотрите на этого сибиряка, — показал раненый на стоявшего рядом с ним коренастого мужчину. — Он котельщик будь здоров! Стол может зубами поднять!

— Я родом из Красноярска, — поддержал сибиряк. — У нас морозы — птицы на лету падают. Я морозоустойчивый. И к тому же «морж»…

— Это как надо понимать? — заинтересовался Ягунов.

— Купаюсь в реке зимой, в проруби…

— Вот выздоровеете, тогда поговорим.

— А печи мы складывали? Топчаны делали? — перечислял морозоустойчивый «морж». — Как же так? Не годится такое дело, товарищ начальник. С чем мы вернемся к нашим товарищам в палаты? Засмеют!..

— Земля-то ведь промерзла, — продолжал Вахрамеев. — Гранит! Ее и киркой-то не сразу возьмешь. Товарищ начальник, а что если так, — скороговоркой произнес старший лейтенант, — мы только пройдем по первому разу, ямы для столбов выроем. А вы — остальное? — предложил «первопроходец».

Но Ягунов был непоколебим. От помощи раненых отказались. Работу мы начали посменно. Медицинский персонал, политруки, санитарки, дворник Семеныч — все вышли на трассу.

Бригады возглавляли Ягунов, Луканин, Зыков и секретарь партийной организации Михаил Галкин. Общее руководство взял на себя Городецкий.

Подстанция находилась около километра от госпиталя. Надо было ставить столбы.

Начали с рытья ям. Сухой морозный воздух обжигал горло. Мерзлая почва казалась железной. Она поддавалась с большим трудом. Поди угрызи ее! Орудовали вручную — ломами и пешнями. Все это нашлось у «хозяйственного мужичонки», по словам Ягунова, — у Семеныча.