Михаил Колесников - Сухэ-Батор

Сухэ-Батор, вокруг которого объединились эти люди, не старался перекричать спорщиков. Он сидел с окаменевшим лицом и внимательно слушал. Он изучал своих попутчиков, стремился понять, чем дышит каждый. Сейчас ему нужны были союзники. Эти имели доступ к богдо-гэгэну, были связаны с верхушкой, а в огромной борьбе с китайскими захватчиками мог пригодиться даже «живой бог».

В Урге Сухэ-Батор бывал наездами. Зайсан Жамьян стал связующим звеном: он хорошо был осведомлен обо всем, что делается в правительстве, знал, что творится в мире. Со слов Жамьяна Сухэ-Батор переписал на листок «Условия в 64 пунктах об улучшении положения Монголии в будущем» и обсуждал этот документ с офицерами и цириками у себя в Худжирбулане. «64 пункта» вызвали возмущение даже у самых преданных богдо офицеров. «Все это дело рук Бадма-Дорджи и Ван-гуна! — восклицали они, боясь винить в чем бы то ни было «живого бога». — Пусть только гамины попробуют сунуться к нам!»

Узнал Сухэ-Батор и о том, что еще весной 1918 года автономное правительство получило из Москвы телеграмму Народного комиссариата иностранных дел, в которой Советское правительство известило, что все бывшие официальные представители царского и Временного правительств отстранены от своих должностей. Советское правительство заявило о своем стремлении установить новые отношения с Внешней Монголией, основанные на равенстве и взаимном уважении. Народный комиссариат сообщал о назначении в Монголию своего полномочного представителя, а также об учреждении должности комиссара по пограничным делам Сибири с местом пребывания в Иркутске. В это время в Ургу с согласия богдо-гэгэна вступил батальон китайских войск. Автономное правительство даже слышать ничего не хотело об установлении дипломатических отношений с красной Россией. Призыв Советского правительства остался без ответа. Все; что сделало правительство богдо-гэгэна, как бы в ответ на телеграмму, — это разогнало собрание русских рабочих и служащих в Урге.

Теперь росли и ширились слухи о новых победах Красной Армии. Контрреволюционный террористический режим Колчака, установленный в Сибири, трещал по всем швам. Совсем неподалеку от Внешней Монголии действовала сибирская партизанская армия под командованием Кравченко и Щетинкина.

В июле 1919 года сибирские партизаны вступили в соседнюю Туву, в сентябре партизанская армия взяла Минусинск.

3 августа 1919 года Советское правительство обратилось со специальным воззванием к правительству и народу автономной Монголии. В этом воззвании говорилось:

«Красные войска рабоче-крестьянского правительства, разбив царского адмирала Колчака, перешли Урал и победоносно вступили на Сибирскую равнину. Они несут освобождение сибирским рабочим и крестьянам, киргизам, бурятам и всему рабочему люду.

В этот момент Советское правительство обращается к монгольскому народу с братскими словами…

Восстание чехословаков и нашествие японцев на Сибирь не дали возможности осуществить наши планы и возвратить монгольскому народу то, что у него было захвачено царским правительством.

Японцы вместе с союзниками не допустили даже представителей рабоче-крестьянского правительства приехать в Ургу с вестью из Москвы.

Теперь, когда эту весть несет победоносная Красная Армия, гонящая перед собой банды Колчака, Семенова и других грабителей, Советское правительство снова торжественно заявляет: русский народ отказался от всех договоров с японским и китайским правительствами относительно Монголии. Монголия есть свободная страна. Русские советники, царские консулы, банкиры и богачи, державшие силой и золотом в своих руках монгольский народ…. должны быть выгнаны из Монголии. Вся власть и суд в стране должны принадлежать монгольскому народу. Ни один иностранец не вправе вмешиваться во внутренние дела Монголии. В отмену соглашения 1913 года Монголия, как независимая страна, имеет право непосредственно сноситься со всеми другими народами без всякой опеки со стороны Пекина и Петрограда.

Советское правительство, громогласно возвещая об этом монгольскому народу, предлагает немедля вступить в дипломатические сношения с русским народом и выслать навстречу Красной Армии посланцев свободного монгольского народа».

Это воззвание заставило богдо-гэгэна побледнеть. Бадма-Дорджи трясущимися руками комкал листок бумаги.

— Они уже стучатся в наши ворота! — проговорил премьер-министр хрипло. — Нужно спешить… Я сейчас же поговорю с Чен И.

Богдо уже овладел собой.

— Эту бумажку нужно скрыть от всех. Никто не должен знать! — распорядился он. — Мы не получали этой бумаги. Большевикам ничего не отвечать. Всех, кто будет распространять слухи, ловить и казнить. Нужно поторопить китайцев.

В этот день «солнечно-светлый» чаще обычного прикладывался к графину и к вечеру, когда Бадма-Дорджи зашел доложить о принятых мерах, был мертвецки пьян.

Обращение Советского правительства было скрыто от монгольского народа. Но недаром говорится, что у добрых вестей быстрые ноги. Слухи о воззвании поползли по Урге. Сказанное слово — пущенная стрела, и его не остановить. О клике богдо-гэгэна, посмеиваясь, говорили: «Когда тигр играет в горах, дрожит осел на привязи у дома». Когда копия обращения попала в руки Сухэ-Батора, он прижал листок бумаги к сердцу.

Вот они, слова правды! Сам великий Ленин обратил ясный взор на многострадальную Монголию и протянул руку на вечную дружбу. Нет, эти крылатые слова не утаить богдохану от народа. Советское правительство предлагает выслать навстречу Красной Армии посланцев свободного монгольского народа.

Если бы этим посланцем вдруг стал он, Сухэ-Батор!.. Он полетел бы на крыльях за вершины гор, он преодолел бы любые препятствия. Но, видно, богдохан не собирается посылать в красную Россию вестников мира и дружбы.

Богдо-гэгэн думал о другом: следовало поторапливаться с ликвидацией автономии. Чен И уже начинал терять терпение и перешел к угрозам.

— Разгоните армию, а остальное мы сделаем сами! — кричал он.

Армию невозможно было разогнать, пока, во главе ее находился Хатан-Батор Максаржаб. Прославленного полководца всегда считали при дворе «мятежником». Чтобы избавиться от ненавистного Максаржаба, попытались обвинить его в государственной измене, в связи с «красными». Но Максаржаб был неуязвим. Тогда решено было направить его из Урги на границу с Тувой.

Полководец, прежде чем оставить Ургу, вызвал к себе Сухэ-Батора, обнял его.

— Вы, возможно, единственный человек, на которого я могу положиться целиком, — сказал он. — Берегите автономию, не давайте себя разоружить. А мне выпала смешная доля: защищать границу от сибирских партизан и смирять мятежных тувинцев. Богдохан намеревается продать Монголию китайцам, а потому решил отослать меня подальше.