Лев Гумилевский - Зинин

Случайное изобилие материала, определившее направление исследовательской мысли Зинина, было не чем иным, как закономерной случайностью в творческом процессе ученого.

Избрание Зинина ординарным академиком, или, как теперь говорят, действительным членом, состоялось 5 ноября на общем собрании академии. Оно началось с обсуждения предложения президента — уничтожить Готторпский глобус, приобретенный Петром I в 1713 году для академии и построенный в середине XVII века. Глобус, сделанный из листовой меди, поперечником в три с половиной метра, представлял снаружи земную поверхность, изнутри — небесный свод. При каком-то пожаре он был сильно попорчен огнем и по заявлению президента теперь «занимал только напрасно большое место».

К счастью, решили нарядить комиссию для обследования вопроса, и Готторпский глобус сохранился до настоящего времени.

Затем возобновилась дискуссия уже по ранее обсуждавшемуся вопросу: надо ли отвечать Московскому университету на его обвинения в том, что, «состоя большей частью из иностранцев, не знающих русского языка, академия не распространяет в народе знаний и не приносит никакой пользы государству?»

Как и в предыдущем собрании, решено было не отвечать.

Избранием новых адъютантов и ординарных академиков общее собрание закончилось.

Торжественное открытие Естественноисторического института Медико-хирургической академии состоялось в 1863 году, а в 1864 году исполнилось тридцать лет государственной службы Зинина, и по существующему законоположению он должен был выйти в отставку.

Николай Николаевич завершил строительство института в полном соответствии со своей давней мечтою, он видел осуществление своих идей и со спокойной совестью передавал кафедру своему ученику. Но речь шла не о нем, а об остающейся без руководителя химической лаборатории академии, едва вышедшей из организационного периода на широкий простор последних достижений науки и экспериментального оборудования.

Конференция на специальном заседании по этому поводу единогласна постановила: просить президента ходатайствовать перед военным министром об оставлении Зинина «директором химических работ» — в должности, нигде никем не предусмотренной и специально придуманной для этого случая.

Ходатайство это звучало гимном деятельности Зинина и похоже было на адрес юбиляру.

«Конференция академии, — говорилось в нем, — вполне сознавая необходимость в настоящее время

практического образования по химии для врачей и принимая во внимание, что преподавание практической химии и занятия практические со студентами, начатые уже в текущем академическом году в новоустроенной лаборатории, берут у наставника много времени и требуют особенной способности, знания дела, большой опытности, находит совершенно невозможным и вредным в настоящее время при самом начале введения в академии практических химических занятий и при всем готовом к тому устройстве лишение такого опытного руководителя, почему положила единогласно просить ходатайства г. президента об определении академика Зинина директором химических работ с правами и содержанием ординарного профессора и с обязанностью преподавать студентам физиологическую химию и руководить ими в практических занятиях по химии вообще и в особенности по химии аналитической и по всем применениям химии к медицине, а также помогать наставлениями и тем из врачей, прикомандироваемым к академии, которые пожелают работать по химии».

Столь полное признание великой заслуги ученого перед русской врачебной наукой должно было умиротворить неугомонный дух Николая Николаевича. Но он не считал свою жизненную миссию оконченной. Он лишь отказался от исполнения обязанностей ученого секретаря конференции, которые воодушевленно нес двенадцать лет; считая реорганизацию преподавания в академии законченной с успехом и навсегда, Николай Николаевич ограничил себя обязанностями директора химических работ, но стал больше уделять времени Академии наук, где шло строительство нового здания химической лаборатории под его и Фрицше наблюдением.

Заседания конференции чаще всего к тому же посвящались хозяйственным и административным делам, разбирательству непрекращавшихся столкновений между враждующими партиями. Распри между профессорами становились поводом для волнений студентов, а студенческие выступления влекли за собой грозные окрики сверху.

Н. Н. Бекетов.

Дом Академии наук на Васильевском острове: на 2-м этаже жил в последние годы Н. Н. Зинин. В нижнем этаже располагалась его химическая лаборатория.

Могила Н. Н. Зинина на Смоленском кладбище в Ленинграде.

Так случилось и в конце февраля, за месяц до окончания срока службы Зинина. На освободившуюся кафедру ботаники претендовали два крупнейших ботаника — А. Н. Бекетов и А. С. Фаминцын, молодые профессора Петербургского университета, трудами которых уже гордилась наука. Конкурировал с ними К. Е. Мерклин, выдвинутый другой партией, человек неспособный, плохой ученый, к тому же едва говоривший по-русски. Его преподавательский стаж ограничивался чтением лекций в течение полугода вместо больного профессора Ценковского, а научный свелся к службе экспертом в медицинском департаменте.

Тем не менее назначен на должность был Мерклин. Главным достоинством его в глазах немецкой партии было его нерусское происхождение. Но плохой русский язык нового профессора вызвал негодование студентов, протесты и демонстрации в аудиториях.

В результате при обычном распределении наград к пасхе Александр II отказал в награждении Дубовицкому и Глебову за то, что они «распустили студентов». Одновременно военный министр распорядился прекратить допуск женщин в академию, для которых открыли было двери своих лабораторий вслед за профессором Грубером Зинин и Сеченов.

Передав кафедру органической химии в надежные руки Бородина, Николай Николаевич разработал стройный курс физиологической химии и программу практических занятий аналитической химией в новоустроенной лаборатории.

Уже много лет имя Зинина не произносилось иначе, как с эпитетом: знаменитый, прославленный химик. Громкое имя привлекало в химическую лабораторию множество студентов и начинающих молодых ученых — врачей, физиологов, геологов, минералогов. Одним из прилежных учеников Зинина был герцог Николай Максимилианович Лейхтенбергский, внук Николая I, двадцатитрехлетний молодой человек, хорошо воспитанный, красивый и не слишком глупый. Титул «императорского высочества» не помешал ему увлечься минералогией. Чтобы разбираться в «камушках», как выражался Зинин, надо было порядочно знать химию, в особенности аналитическую, и вот эта необходимость привела герцога в лабораторию Зинина.