Питер Керр - Зима в раю

Уютно спрятанный в складках горы, перед нами стоял коттедж – на самом деле всего лишь старая каменная хижина с двускатной крышей под выцветшей черепицей и с хозяйственными пристройками по обоим торцам. И тем не менее сразу было видно, что Хуан-Хуан и его семья гордятся этим образчиком сельского прошлого Майорки. Входная дверь и ставни, закрывающие окна, были недавно покрашены зеленой краской, а каменная отделка медового оттенка была тщательно ухожена – вплоть до трубы, которая торчала из крыши, увенчанная «шляпой» от дождя из черепицы того же цвета.

Разительно контрастируя с окружающими горами и лесом, всё в этой одинокой finca было миниатюрным, и казалось, что террасированные bancales с россыпью миндальных и оливковых деревьев вот-вот будут раздавлены мощным, диким ландшафтом, который, как мне чудилось, грозно высился над ними со всех сторон. Сначала я счел довольно странным то, что люди вообще решили селиться, работать и растить детей в таком изолированном уголке, откуда даже простой поход в деревню в те времена, когда не было моторизованного транспорта, означал сложное и многочасовое путешествие на телеге, запряженной ослом.

– Очень красивое место, моя маленькая finca , нет? – сказал el carpintero , возясь с замком на двери одного из сараев.

– Оно определенно обладает своеобразным очарованием, – ответил я.

Хуан-Хуан догадался, что я всего лишь из вежливости соглашаюсь с ним, и улыбнулся понимающе:

– Конечно, señor. Когда я впервые очутился здесь, то мне тоже показалось, что эта ферма расположена слишком далеко от большой дороги, и мне не понравилось то, как надо мной нависают горы. На Ибице я никогда не видел таких диких мест. – Он окинул пейзаж широким взмахом руки и сам невольно засмотрелся. – Но теперь… Я научился понимать, что, возможно, это ближайшее к небу место, в котором мне когда-либо доводилось или еще доведется побывать. Я обожаю жить тут. Es celestial [278].

И опять он почувствовал, что я не полностью разделяю его восхищение. Хуан-Хуан взял меня за локоть и повел к дальнему концу маленького поля, где оно резко заворачивало вокруг выступа горы. Мы тоже повернули за угол, и я буквально задохнулся при виде внезапно открывшейся мне картины.

Земля под нашими ногами резко уходила вниз, и я с опаской приблизился к низкому ограждению террасы и заглянул через парапет в головокружительную глубину долины. Все было так, как описывала старая Мария Бауса. Другие крохотные fincas , которые по большей части невозможно было разглядеть снизу, цеплялись к склонам или рискованно балансировали на уступах и кряжах в окружении крошечных полосок террасированной земли.

Сквозь обрывки утренней дымки, которые все еще висели над дном долины, я различил уменьшенные контуры дома и строений на нашей собственной ферме, которая с этой высоты казалась расположенной куда ближе к fincas соседей, чем на самом деле.

Далеко слева едва виднелись охряные крыши старого Андрача, плотно сбившиеся вокруг церкви. Непосвященным трудно было бы догадаться об их существовании из-за вечнозеленых предгорий, встающих и опадающих неровными волнами у основания гор на своем вечном пути к побережью.

Хотя далекий воздух был замутнен влагой, испаряемой жаром полдневного солнца, я все же разглядел несколько вилл над Пуэрто-Андрачем – крошечные белые крапинки на одетых соснами склонах, а за ними линяла и сливалась с горизонтом густая синева Средиземного моря. Такова была панорама с высоты полета красного коршуна, и это был поистине потрясающий вид.

– Вы когда-нибудь смотрели на такую vista [279], señor ? – гордо спросил меня Хуан-Хуан.

Я должен был признать, что ничего подобного в жизни не видел, но больше не мог вымолвить ни слова. Я мог только стоять там и любоваться в немом восхищении.

– Но если вам понравилось тут зимой, то обязательно следует еще приехать и посмотреть, как тут все выглядит в летнее время. Я часто прихожу сюда вечерами и стою подолгу, наблюдая, как садится солнце за те горы на другой стороне долины. К нам попадают лучи еще долго после того, как весь город и фермы внизу погрузились в тень. И зимой по утрам солнце встает между этими двумя пиками на востоке и начинает светить на нас раньше, чем на всех остальных. Sí, sí , тот человек, который первым много веков назад выбрал это место для своей finca , был очень мудрым. Claro qué sí [280].

Мы повернулись и пошли обратно к дому.

– А воздух… – добавил Хуан-Хуан и сделал глубокий вдох. – Ах, он здесь всегда такой свежий и прохладный, даже в июле и августе, когда в долине все изнывают от невыносимого зноя. Говорю вам, señor, если бы не мой бизнес в Андраче, я жил бы здесь все лето. – Щуплый плотник остановился и прикоснулся к моей руке. – Вот сейчас ничего не говорите, просто прислушайтесь. А потом скажите мне, что вы слышали. – Он тихо постоял рядом со мной, глядя на горы со счастливой улыбкой на устах.

– Э-э… я вообще ничего не услышал, – сказал я, несколько удивленный этой просьбой старика. – Только птички поют… и ветер в соснах шуршит. Но больше ничего.

– Exacto [281]. Кроме природы, на finca сейчас никого нет, тут пусто – дико. Но по выходным жизнь возвращается сюда. И снова звучат голоса играющих детей, из трубы поднимается дым, пахнет готовящейся на кухне едой, и я наслаждаюсь всем этим, пока работаю в поле. Es celestial [282]. Мне грустно, что мелкие фермеры в вашей стране потеряли это счастье, señor.

Я покорно кивнул, соглашаясь, и мы продолжили наш неторопливый путь обратно к коттеджу.

Когда я посмотрел на него с поля, то оказалось, что маленький дом как будто трансформировался в воплощение тихого идиллического очарования. Теперь гористый задний план не угрожал, а излучал покровительственное спокойствие, склоны отражали теплое сияние южного солнца, в то же время давая укрытие крошечной ферме, когда зимние бури выплескивали тут свою принесенную с севера ярость. Хуан-Хуан был прав: тот первый campesino не ошибся, выбирая место для своего дома.

– Я начинаю понимать, о чем вы говорите, Хуан-Хуан. Это действительно божественный уголок. Но удаленность! Я хочу сказать, что когда люди жили здесь постоянно, то как, например, дети попадали в школу?

– В школу? – засмеялся Хуан-Хуан. – Hombre , их школой были горы, лес, поля. Может, родители могли научить их писать или читать, а может, и нет. В те дни такие вещи не имели значения. Выжить – вот что было единственно важно, и в школах тебя не научат, как остаться живым в месте, как это.

– Но как они выживали? Тут совсем крошечный участок земли. Как мужчина мог прокормить с нее семью?

– Я и сам часто удивляюсь этому, señor. Могу с уверенностью сказать только, что задача была не простой – если мерить сегодняшними стандартами. И все же у них было все, что нужно… кроме денег, naturalmente. Наши предки наверняка держали кур, несколько кроликов, овец и коз ради молока и мяса – все эти животные обходятся малым количеством воды, как известно, – а может, еще и свинью или даже парочку. И свиньи рылись в лесу, где, кстати, и овцы с козами находили что поесть. – Хуан-Хуан подумал чуть-чуть. – Кроме того, они выращивали овес и бобы и всякие овощи между деревьями на bancales. И деревьев здесь раньше было гораздо больше, но только миндаль и олива, само собой, потому что им не нужна вода, кроме той, которую они сами высасывают из земли корнями. Поливать миндаль и оливу не надо, и поэтому они прекрасно растут в таких условиях.