Тоти Даль Монте - Голос над миром

Остроумный, жизнерадостный, он одинаково легко беседует с русскими, американцами, китайцами, монголами, хотя я просто ума не приложу, как ему это удается. Ведь мне точно известно, что он, кроме своего родного венецианского наречия, не знает ни одного языка. Правда, он умеет говорить и на чисто итальянском, но при первой же возможности предпочитает перейти на живописный и милый его сердцу венецианский диалект. Эльси всецело поглощен заботами о матери и братьях, как прокормить их и себя, и его не беспокоят никакие сложные проблемы. Ко мне он относится с подлинным обожанием.

Сегодня мы еще раз побывали в китайском квартале. Здесь целые семьи проводят почти весь день на улице, у порогов своих жалких жилищ. Тут же готовят пищу и едят прямо на тротуаре.

Уступая настойчивым просьбам одного очень церемонного китайца, мы остановились у палатки хироманта, который принялся внимательно исследовать линии моей руки. Его предсказания были довольно банальны — бесконечные успехи и баснословное богатство. Он наверняка узнал меня по фотографиям, заполонившим город. Этот гадальщик заставил меня вспомнить о совете, который несколько лет назад дал мне в Мельбурне один весьма известный австралийский хиромант. Его предсказания тоже были очень радужными, но он посоветовал мне остерегаться падения. Да-да, обычного падения, физического падения на землю. Быть может, поэтому я не особенно люблю летать самолетом. Что же касается „падений на землю“ в переносном смысле, то здесь, увы, у меня накопился большой и печальный опыт.

15 апреля. Сегодня моему ангелу исполнился год, и мне стало невыносимо грустно, что я сейчас далеко-далеко от нее. Друзья принесли мне цветы и подарки для Мари. Маэстро Биццелли сочинил для моей малышки „Колыбельную“; я непременно разучу ее и буду петь. Чтобы не разрыдаться от тоски, я вышла из гостиницы и купила дочурке сразу три нарядных платьица. Но и это не помогло мне прогнать грусть. Муж тоже не так весел, как обычно, нетрудно заметить, что и он скучает по дочке.

17 апреля. Мы покинули Шанхай на борту парохода „Маккинлей“ и направились в Японию. Прощальный концерт был для нас подлинным триумфом. Сцена буквально утопала в цветах, и я чуть не задохнулась от их терпкого запаха. Мы до сих пор находимся под впечатлением пережитого. Пока море удивительно спокойно, и путешествие проходит как нельзя лучше. И все же нам не терпится поскорее добраться до Японии».

Когда мы вошли в Иокогамский порт, на пристани нас уже поджидали. Среди встречающих был итальянский консул коммендаторе Гаско и множество итальянцев, радостно приветствовавших нас. После непродолжительного отдыха в гостинице мы большой компанией поехали осматривать город. Все эти симпатичные люди проводили нас до железнодорожной станции. Отсюда за какие-нибудь полчаса поезд доставил нас в Токио.

На вокзале японской столицы нас встречало очень много народу, артисты, местные власти, представители итальянского посольства. Меня и моих спутников буквально засыпали цветами и замучили бесконечными интервью. Газеты создали нам широчайшую рекламу, причем меня они величали «королевой легких сопрано» и «наиболее яркой представительницей итальянского бельканто». В газетах и журналах появилась моя биография, составленная в восторженных тонах, портреты, описания моих предыдущих турне. Много похвал досталось и на долю Энцо Де Муро Ла Манто, который своей красотой и живостью завоевал симпатии многочисленных зрителей, особенно среди лиц женского пола.

Мы прибыли в Японию как раз во время цветения вишни. Улицы столицы, широкие аллеи и парки окрасились в розовый, лиловый и красный цвет. На их фоне живописные кимоно женщин, белые и черные костюмы мужчин создавали неизгладимое впечатление, словно вы попали в какой-то сказочный мир.

Меня Токио, третий по величине город в мире после Лондона и Нью-Йорка, совершенно ошеломил. Какой контраст между японским колоритом и западным, «а-ля́ американа», образом жизни некоторых его обитателей.

Этот огромный, шумный город был пропитан паназиатской идеологией, что через десять лет привело Японию к безумной атаке на Пирл Харбор и к трагическому поражению в войне.

В первые же дни жизни в Токио мы побывали в нескольких театрах, и прежде всего в старинном «Ноо». Как великолепны эти спектакли! В странных и непонятных для нас пении и музыке таится огромная сила выразительности и тончайший вкус. А какое богатство костюмов! Главную роль в спектакле исполнял крупнейший японский актер того времени, которого, пожалуй, можно сравнить с нашим Цаккони или Руджери.

Как и в Китае, представления длятся здесь с пяти вечера и до полуночи; зрители едят, пьют чай, уходят, приходят, и это никого не возмущает.

Исполнитель главной роли действительно оказался превосходным актером, великолепным мимом. Мне он очень понравился, хотя речь идет о театре, весьма отличающемся от нашего.

После спектакля мы совершили прогулку по вечернему Токио. Я никогда не видела столь ярко иллюминованного города; повсюду гроздьями свисали лампочки и гирлянды цветов, звучали песни.

Мы посетили домик гейш; красивые черноволосые девушки с вычурными прическами и удивительно белой кожей были одеты в красочно расшитые кимоно. Тонкий запах гардении исходил от них.

Двигались они словно живые куклы, с редким изяществом и грацией. Нам удалось послушать и их песни, которые гейши исполняли проникновенными детскими голосами. А как красиво обмахиваются они веером!

На второй день нашего пребывания в Токио американская фирма «Виктор», которая записала меня на пластинки, устроила в мою честь прием в «Императорском отеле». Здесь собрались сливки общества: известные актеры, певцы, музыканты, критики… Это была дань восхищения и признания итальянского искусства. Хозяева и гости произнесли множество речей на итальянском и английском языках. Конечно, выступила и я, чтобы поблагодарить за гостеприимство.

На следующий день мы дали первый концерт в императорском театре. Огромный успех разделили со мной муж и отличные музыканты Эльси и Биццелли. Зритель жаждал послушать наших классиков: Россини, Доницетти, Беллини, народные неаполитанские и венецианские песни; эти песни словно несли токийцам дыхание нашей лагуны, которую большинство из них видело только на открытках. Меня даже удостоили награды — ордена Фиджи Шимпо; говорят, что им награждают только артистов с мировой славой.

В Токио мы дали еще три концерта: 27, 28 и 30 апреля. Каждый раз успех был необыкновенным и на меня буквально обрушивалась лавина цветов: огромных гвоздик, лилий, сирени, чудесных роз. Я украсила этими цветами алтарь девы Марии в католической церкви Токио. То были счастливые для нас с мужем дни. Особенно меня радовали телеграммы из дому о том, что моя Мари отлично себя чувствует и быстро подрастает.