Валерий Поволяев - Тайны Конторы. Жизнь и смерть генерала Шебаршина

Господи, Афганистан… Стоит только глаза закрыть, как обязательно начинают видеться угрюмые, старые, словно бы запыленные горы, жилистые мужчины в национальных шапках, какие не шьют больше ни в одной стране мира, в длинных серых рубахах, в которых ни наступать, ни отступать нельзя — мешают в движениях, но афганцы привыкли, на все предложения своих американских инструкторов перейти на более удобную форму одежды, полевую пятнистую, очень носкую, — отвечали отказом, а вот бронежилеты американские, легкие — почти в два раза легче советских, — брали охотно.

Вера верой, рай раем, а жить-то хотелось. Как и нашим ребятам, которых душманы плотно накрывали огнем своих пулеметов.

В Афганистане Бесков занимался тем, что вел переговоры с бандами и переводил их на сторону Бабрака Кармаля. На его счету двадцать шесть таких банд. Представляете, сколько жизней сохранил Борис Петрович? И наших, и афганских?

И главное для Бескова было не убить, а сохранить.

Как-то они окружили одну банду, взяли в плен, а а среди бандитов — пятнадцатилетний пацаненок, внук местного муллы. Кишлак тот, где верховодил мулла, был очень вредным: оттуда постоянно обстреливались автомобильные колонны, идущие из Советского Союза, из Хорога с грузами, били машины почем зря; поэтому Бесков, поразмышляв немного, встретился с муллой. Мулла держался настороженно, втягивал голову в плечи, но смотрел прямо, глаз не отводил.

— Мулла, — сказал ему Бесков, — мы сейчас вернем вам вашего внука. Условие одно: чтобы из вашего кишлака не стреляли по нашим машинам. Ведь эти машины везут грузы в первую очередь вам, афганцам — крупу, муку, сахар, медикаменты, одежду… А вы их сжигаете.

Мулла согласно наклонил голову, смежил светлые глаза:

— Больше стрельбы не будет, обещаю, шурави.

Слово он сдержал, стрельбы больше не было, внук муллы уцелел, а Бесков был доволен — дело удалось уладить миром, без крови.

И если уж это удавалось делать в чужой стране, в боевых условиях, то неужели не удастся сделать в своей стране, родной, неужели на площади перед Белым домом прольется кровь, а потом покатится, покатится, покатится, и неизвестно еще, куда прикатится страшный колобок девяносто первого года.

Невооруженным взглядом было видно, что и Ельцину, как и Горбачеву, нужна власть — полная, единоличная, дающая право делать все и давить всех; и Ельцин, и Горбачев готовы были пойти на что угодно, на какие угодно меры, чтобы портфельчик этот захватить, засунуть себе под мышку и ни с кем не делиться.

Вот и вся преамбула. А кто конкретно прольет кровь и сколько — это дело десятое, пятнадцатое, оно сильных мира сего не касалось. Народ — это народ, а правители — это правители… Не путайте понятия, господа. Грустно делалось от этой арифметики, а на душе было муторно.

Генерал-лейтенант Прилуков Виталий Михайлович, возглавлявший тогда Московское управление, был участником тех сложных событий — все происходило на его глазах, потом, во время работы над этой книгой, мы много раз встречались, восстанавливали происходящее буквально по минутам, переносили на бумагу. Прилуков очень многое вспомнил и рассказал…

Психологическая точка отсчета началась с того, что пост главы ГКЧП одним из первых предложили Крючкову. Тот отказался:

— Нет, у меня годы уже не те, мне семьдесят четыре, да и если я и соглашусь, за границей на каждом углу будут вопить: «Переворот в СССР совершил КГБ». Нет, ни военным, ни КГБ нельзя быть руководителями ГКЧП.

Предложили… Ельцину. Да, да, Ельцину Борису Николаевичу. Тот, хорошо знакомый с «сюжетными» ходами, также отказался. Следом «нет» сказали Язов, Бакланов, Шейнин. Практически, не согласился никто, и только в последний момент это сделал — был вынужден сделать — Янаев, обладавший властью, в общем-то, не меньшей, чем Горбачев: вице-президент Советского Союза.

Ныне также известно, что девятнадцатого числа Ельцин позвонил Бакатину, который ехал с женой в машине, и сказал ему примерно следующее:

— Я обо всем договорился с Крючковым, он приглашает лететь с ним в Форос, но меня не отпускают с сессии Верховного Совета, и я не поеду.

Оказывается также, что Крючков встречался с Ельциным в Госкомитете по науке и технике. При встрече присутствовал Скоков, который, выйдя на улицу, азартно потер руки и сказал:

— Вот сейчас-то мы Горбачеву покажем…

Все делалось для того, чтобы сбросить Горбачева, волей случая оказавшегося во главе огромной страны.

Операция «Гром» по штурму Белого дома была назначена на двадцать первое августа на три часа ночи…

Ночь двадцать первого августа была в Комитете госбезопасности очень тревожной. Прилуков рассказал, что в кабинете Агеева — первого зама Крючкова, — они находились небольшой командой: Карпухин, Бесков, Прилуков, Лебедев. В кабинете Крючкова расположился весь штаб ГКЧП — Грушко, Бакланов, Варенников, Ачалов, Громов, Шейнин, Плеханов, Крючков… Все ожидали «времени Ч» — штурма Белого дома.

Собравшиеся прекрасно понимали: для того чтобы взять Белый дом, не нужны были ни танковые полки, ни десантные батальоны. Это легко можно было сделать с помощью двух элитных команд: Карпухина и Бескова.

Слить команды вместе и сделать это стремительно было задачей, по мнению Карпухина, не очень сложной. Главная задача была другая…

Но ночной разговор, состоявшийся в ту ночь в кабинете Агеева, поломал все. И Бесков, и Карпухин отказались штурмовать Белый дом.

Агеев даже в лице изменился.

— Ка-ак?

Растерянность буквально повисла в воздухе.

Командир «Альфы» и «Вымпела» объяснили свои позиции — почему они так поступают.

Но по-другому Карпухин и Бесков поступить не могли. В этом нет их вины. Приняли они такое решение тогда, когда не получили поддержки со стороны руководителей армии, МВД и КГБ.

Вместе с тем, как справедливо отмечает в своей книге В. Степанков (Генеральный прокурор РСФСР), «за всю историю Советского государства не было такого случая, чтобы военные подразделения отказались выполнить боевой приказ…».

Как ни парадоксально, но это факт. Вот страницы из дневника одного из участников тех непростых событий (фамилию автора не называю — об этом попросил он сам). «В те тревожные для страны дни некоторые высокие воинские чины игнорировали воинскую присягу, не подчинились своим руководителям, нарушили воинскую дисциплину, хотя по менталитету своему, психологии, мировоззрению были и патриотами, и государственниками. Например, генерал-полковник Владислав Алексеевич Ачалов убедил министра обороны, Маршала Советского Союза Дмитрия Тимофеевича Язова, чтобы армия не принимала участия в операции “Гром”, генерал-полковник Борис Всеволодович Громов в открытую заявил Борису Карловичу Пуго — министру МВД СССР, о том, что внутренние войска тоже не будут выполнять его приказы, генерал-лейтенант Леонид Владимирович Шебаршин — заместитель председателя КГБ СССР — после бесплодных попыток убедить своего начальника отказаться от решительных действий дал указание элитному спецподразделению “Вымпел” не выполнять приказы руководства ГКЧП.