Валерий Поволяев - Тайны Конторы. Жизнь и смерть генерала Шебаршина

Последние годы своей жизни Л. В. Шебаршин пробовал — к сожалению, явно недостаточно, — силы в собственном литературном творчестве. Из-под его пера вышел, в частности, литературный шедевр “И жизни мелочные сны” — серия проникновенных эссе-реминисценций о встречах и дружбе с людьми во время работы за границей. Сюда же следует отнести “Записки начальника разведки” — своего рода учебник для профессионалов в этой области, сдобренный глубокой человеческой мудростью. Наконец, присущий ему тонкий и далеко не всегда безобидный юмор не мог не выплеснуться в литературную форму. Он нашел воплощение в бесчисленных афоризмах и шутливых словесных конструкциях, когда замена всего одной буквы в каком-то широко известном названии или высказывании придавала им прямо противоположный смысл. Так, банк “Прометей” превращался у него в банк “Промотей”, а сталинское “жить стало лучше, жить стало веселее” — в “жуть стала лучше, жуть стала веселее”.

Леонид Владимирович Шебаршин прожил неоднозначную, во многом героическую жизнь. Рыцарь без страха и упрека — это о нем. Как известно, Леонид Шебаршин ушел из жизни, застрелившись из наградного пистолета после внезапной потери зрения.

Вот как отложилось это событие в сознании автора этих строк.

Хочется думать, что его наследие не будет забыто теми, кому предстоит служить Отечеству на этом одном из самых опасных направлений в предстоящие годы и десятилетия».

Очень неплохо, как мне кажется, написал Аркадий Африканович (друзья его зовут просто Африканычем) Масленников, очень… «Правдист» есть «правдист», недаром школа газеты «Правда» считалась одной из лучших в стране. С ней могла сравниться, может быть, только школа «Литературной газеты», но это была совсем другая школа.

Из числа тех, с кем дружил Шебаршин, приметен Катышев Михаил Борисович, трехзвездный прокурорский генерал, человек в правоохранительной среде популярный — именно он устоял, не предал (в отличие от других) в свое время Генерального прокурора России Скуратова Юрия Ильича, на которого всей тяжестью навалилось ельцинское окружение. Да ладно бы само навалилось, это еще можно было стерпеть, — подключило огромную государственную машину, способную раздавить кого угодно…

Катышев был заместителем Генерального прокурора и возглавлял самый тяжелый участок — следствие. Причем не просто возглавлял, а проявлял к преступникам беспощадность, с ненавистью относился к ворам, взяточникам, мошенникам, казнокрадам (особенно если они занимали высокие служебные, общественные и прочие посты) и старался, чтобы каждое возбужденное дело было доведено до суда.

В этом они со Скуратовым были едины, и это очень не нравилось так называемой ельцинской Семье — не только дочери Ельцина Татьяне Дьяченко, но и тем, кто ее окружал. Когда Семья почувствовала опасность — вот-вот на руках некоторых, наиболее «одаренных» ее представителей защелкнутся стальные браслеты, — то начала атаку на Скуратова. Заранее продуманную, сфабрикованную, с подложной пленкой, где Генеральный прокурор якобы отдыхал то ли в бане, то ли еще где-то с фривольными девицами.

Я сам, лично, читал заключение независимых экспертов, которые тщательно исследовали скандальную пленку. Причем исследовали и звуковой ряд, и изобразительный.

Так вот, изобразительный ряд они признали фальшивым: на пленке был снят не Скуратов, а совсем другой человек — действительно похожий на него. А вот звуковой ряд был подлинный, на пленке звучал подлинный голос Юрия Ильича. Только вот какая досада для тех, кто состряпал на коленке эту поделку: эксперты обнаружили на пленке более ста сорока состыковок, иначе говоря, склеек.

Скуратов в ту пору выступал много — и на телевидении, и на радио, и в Думе, и на встречах с людьми; все эти встречи, естественно, записывались. Некие умельцы выбрали из нескольких десятков, может быть, даже сотен пленок нужные им словечки, вырезали их и склеили, превращая в речь. А потом эту речь несколько раз перезаписали, уравнивая тональность, частоту, выражение голоса и прочее.

Но то, что может не заметить обычный человек, замечают эксперты, это их работа.

Гигантский каток надвинулся на человека — Генерального прокурора, который, кроме всего прочего, был еще и доктором наук, и профессором. Я уже не говорю о том, что он был еще и отцом, и мужем — дедом лишь к той поре не успел стать, слишком молод был, — каток этот мог расплющить кого угодно…

От Скуратова мигом отвернулась уйма народа, его предали заместители, которых он выдвигал, поддерживал, вытаскивал с периферии.

Но были и люди, которые встали рядом с ним, плечом к плечу, локоть к локтю. Первым среди них был Катышев, что в конце концов ему стоило должности заместителя Генерального прокурора России. Но Михаил Борисович об этом не жалеет.

В пору, когда он остался без должности и свет в окошке был серым, темным, он сблизился с Шебаршиным. По сути дела, судьба у этих двух людей была похожей: и с одним, и с другим «сильные мира сего», управляющие государственной машиной, сделали все, чтобы они никогда не смогли подняться на ноги.

Но оба поднялись, и не просто поднялись, а сделались еще более приметными, чем были раньше, вот ведь как.

И дело не в каком-то везении, не в деловой хватке и умении работать, не в особых способностях, а в том, что оба — личности.

Уйдя в отставку, Катышев стал часто бывать на стадионе «Динамо», в тринадцатом подъезде, где располагалось предприятие, созданное Шебаршиным и его товарищами.

Более того, когда Катышев начал работать в аналитическом центре мощной структуры (АФК «Система»), то ему просто-напросто понадобилась помощь Шебаршина — особенно в той части, которая касалась зарубежных партнеров «Системы».

Сейчас Михаил Борисович признается, что любой, даже самый малый его поход в тринадцатый подъезд популярного стадиона превращался в некий праздник — после таких походов легче становилось на душе. А это было очень важно.

Можно только догадываться, что пережил он, стоя рядом со Скуратовым, не предав его, как это сделали другие.

Вряд ли кто еще смог бы выдержать такие чудовищные удары, которые обрушились на Скуратова и Катышева. Причем часто били свои же, коллеги, наделенные такими же полномочиями, как и Катышев.

Шебаршин тоже в полной мере познал, что такое несправедливость и пресс власти. Иногда власти совершенно дурной…

Объединяло Шебаршина и Катышева еще одно — страсть к книге. И у одного, и у другого имелись очень приличные библиотеки. Побывать в книжном магазине, поковыряться в развалах, приобрести какую-нибудь новинку — это было самое милое, самое дорогое дело для обоих. И любой, даже очень светлый день казался серым и пустым, если какая-нибудь новая книга не отяжеляла приятно портфель.