Станислав Сапрыкин - Сталинские соколы. Возмездие с небес

К аэродрому подошли на высоте четыреста метров несколько раньше запланированного, в воздухе еще продолжался бой. Я шел замыкающим первого звена и, когда вышел на дистанцию визуального определения целей заметил, что часть зенитных средств уже молчит – постарались товарищи. Зато я увидел на краю летного поля несколько рассредоточенных одномоторных самолетов неприятеля, кажется, это были истребители новых типов, с длинными, как у Мессершмитта, носами. Соблазн был велик, я изменил курс и почти с бреющего полета без интервала сбросил двести килограммов бомб на стоянку. Развернувшись в наборе высоты, я понял что попал, как минимум два «ивана» были повреждены, на стоянке лежали разбросанные взрывом детали. Избавившись от груза, мы присоединились к истребителям, правда, русские самолеты в воздухе мне не встретились.

Из боя выходили поодиночке, ложась на обратный курс. Когда звенья собрались, я понял, что не хватает несколько самолетов. На базу так и не вернулись унтер-офицеры Кватембер и Ридл. Один точно погиб, а второй посадил поврежденную машину где-то на территории русских и судьба его неизвестна, скорее всего, он взят в плен – это первые потери группы с момента моего прибытия. Илефельд и Клаузен успели сбить по одному И-16, истребители расчистки утверждают еще о трех победах, но и у нас повреждено четыре машины. Русские дерутся неумело, но отчаянно, война на юге складывается не совсем так, как мы ожидали.

Сегодня в пять часов утра звеном при поддержке звена истребителей атаковали дороги в районе Черновцы, где русские попытались организовать контрудар механизированным корпусом против наших пехотных дивизий. По пути нас атаковали истребители, нам пришлось избавиться от бомб и вступить в бой. Это мой первый реальный воздушный бой, никакого страха нет. Мы атаковали их снизу и сверху одновременно, сбив два И-16. Я около тридцати секунд висел на хвосте у одной «крысы», и кажется, даже попал в него из пулемета, но русский продолжал держаться в воздухе, пока не стал очередной жертвой Илефельда. Мне осталось только проводить взглядом горящего противника. Действия авиации врага носят разрозненный характер. Если у «Эмиля» получается подойти к «крысе» с задней полусферы и русский не успевает развернуться в лоб, то И-16 почти всегда обречен, он не может уйти ни пикированием, ни горкой, главное успеть попасть в противника пока он не набрал значительную угловую скорость на вираже.

На дороге заметили механизированную колонну. легкие танки и грузовики, развернулись и атаковали. Надо же, я так увлекся первой атакой, что совершенно забыл об отсутствии бомбового вооружения. Спикировав на русских вхолостую, я набрал высоту для повторной атаки, развернулся и расстрелял начавшую рассредоточиваться колонну из пушек. Было видно, как две автомашины буквально взорвались от огня 20-мм «Эрликонов». В третьем заходе я еще полил русских свинцом. Совместными действиями колонна была уничтожена. Я начал попадать!

Неожиданно мы подверглись сильному зенитному обстрелу, одного их наших сбили, мы видели, как летчик пошел на вынужденную, оставляя черный шлейф дыма. Кругом русские, и предпринять что-либо было невозможно. Сесть на неподготовленное поле на тоненьких стоечках «Мессершмитта», означает погубить самолет. Черт, пришлось возвращаться, бросив товарища! Повреждения получили также два самолета звена прикрытия. За время боевых действий группа потеряла восемнадцать самолетов сбитыми или выведенными из строя, и трех летчиков, два из которых попали в плен.

Только сели, на передышку дали двадцать минут, пока готовились самолеты. Теперь идем на русский аэродром, тот самый, что атаковали несколько дней назад. Два звена истребителей бомбардировщиков при поддержке такого же количества самолетов расчистки. На часах семь утра. День выдался насыщенным. Погода опять испортилась, началась летняя гроза, будет ни так душно, иначе к середине дня весь покрываешься потом, и дышать нечем, но видимость опять ухудшена. Лететь в дождь можно только смотря на тридцать пять – сорок пять градусов в сторону как на разбеге или посадке, лобовое стекло все залито.

Наши вернулись все, командиры звеньев в воздушном бою сбили по одному русскому, я разбомбил одномоторный самолет на стоянке. Расчистка подбила еще одного «ивана», но четыре истребителя не вернулись, надеемся, что пилоты живы и доберутся в часть. Мой самолет без повреждений с начала операции. Надо совершить какой-нибудь шаманский обряд, чтобы не сглазить!

В 5.15 утра в первый раз двумя бомбардировочными звеньями, подвесив по одной двухсот пятидесяти килограммовой бомбе, летим уничтожить танки, обнаруженные в окрестностях Бельцы. С рассветом русские силами механизированного корпуса атаковали части 11-й армии, пытаясь танками сбросить пехоту в Прут.

В воздухе утренняя дымка, прошли реку, перестроились в колонну по одному. Когда я начинал пологое пикирование на русский танк, остальные «Эмили» уже выходили из атаки. Над нами звено расчистки вело бой с «иванами». Я снизился буквально до нескольких метров, уверенный, что уложил бомбу точно в железного монстра. В следующую секунду «Даймлер-Бенц» завизжал как резаная свинья, выйдя на обороты раскрутки. Металлические лопасти винта вылетели из разрушенной втулки, разлетевшись в разные стороны. Благодаря скорости я смог набрать несколько десятков метров высоты, перекрыл подачу топлива и плюхнулся на фюзеляж в нескольких сотнях метров за атакованными танками на склон небольшого холма или большого кургана. Посадка вышла на удивление удачной, но это не спасало. Я так и остался сидеть в кабине, а ко мне уже бежали русские пехотинцы. Разбив фонарь, они выволокли меня из «Эмиля», что-то крича и ругаясь, и начали хаотично избивать. От удара прикладом по голове я потерял сознание.

Я очнулся в какой-то избе оттого, что меня усиленно поливали из ведра нехолодной и вонючей водой. Голова страшно болела, каждое движение вызывало тягучую дурманящую боль, она пересиливала ломоту от побоев во всем теле. В избе находилось несколько военных. Один из них пытался говорить со мной на-немецком. Или он плохо говорил с сильным акцентом, или я утратил способность связно понимать, но мне слышались лишь отдельные исковерканные слова. Видимо, ничего не добившись, офицеры в избе дали команду двум красноармейцем и те, схватив меня под руки, бросили в какой-то сарай. Я вновь провалился в темноту. Часов при мне не было, да и воспользоваться ими я все равно бы не догадался, находясь в полуобморочном состоянии. Через какое-то время я стал приходить в себя. Меня опять потащили на допрос. Их переводчик действительно говорил плохо, но им все же удалось добиться от меня номер части и аэродром базирования. Я вновь очутился в сарае на неопределенное время.