Альфред Штекли - Томас Мюнцер

РАДУГА НАДЕЖДЫ

Его просили вассалы, уговаривали родственники, умоляла мать: нельзя покидать Гессен ради защиты чужих владений, когда разбойные шайки не сегодня-завтра ворвутся в его собственные земли!

Ландграфу Филиппу было двадцать лет, и хотя он, разгромив рыцарский мятеж, стяжал славу храброго полководца, его часто упрекали в излишней горячности, в отсутствии дальновидного расчета, необходимого каждому князю. О, молодости свойственно безрассудство!

Но ландграф знал, что он делает. Он раньше других понял, какую опасность представляет для всей империи разгорающийся на юге крестьянский бунт. Сотни разносчиков крамолы шли от села к селу: «Поднимайтесь и вы!» Ландграф боялся, что подстрекатели проникнут и в Гессен. Он велел следить за ними, вылавливать, карать. Считая, что все немецкие князья должны помочь своим собратьям, пытающимся прекратить смуту, Филипп посылал на юг деньги и конницу. Он обещал отправиться туда сам, но события в Средней Германии заставили его передумать.

Еще осенью Мюльхаузен привлек внимание ландграфа. В начале года к нему за помощью обратились беглые бургомистры. Стоит ли охотиться по деревням за отдельными подстрекателями, когда в Мюльхаузене — очаг опаснейшей заразы? Там Мюнцер содействует злодейскому сговору черни с мужиками. Он связан с крестьянами Шварцвальда и видит в них своих союзников и братьев. Необходимо нанести удар по Мюльхаузену.

Весенний ветер раздувал пламя полыхающего во Франконии бунта. На пасху огонь добрался и до Гессена. Восстала Фульда. Город Херсфельд встал на сторону крестьян. Ландграф Филипп не колебался. Он поднял на ноги огромное войско и захватил с собой мощные пушки. Взяв Херсфельд, ландграф двинулся на Фульду. Там обнаружилось много такого, что его встревожило. Горожане выступали заодно с крестьянами, они связались с восставшими Шмалькальдена и Франконии, рассылали соседям письма с призывами захватывать власть. Филипп был, как вепрь, свиреп и жаден. Грабя и паля деревни, он быстро двигался вперед. Под Фульдой лагерем стояли крестьяне. Не выдержав и первого натиска, они бросились бежать. Рейтары гнали их к городу. Ворота были закрыты. Люди метались на краю рва. Их всех, несколько сот человек, столкнули вниз.

Фульда сдалась. В замке были обезглавлены зачинщики. Ландграф обвинил власти в попустительстве мятежу. Он, вассал фульдского аббата, провозгласил отныне себя его сюзереном по праву завоевания.

Содранную с города контрибуцию он велел разделить среди наемников. Пять суток Филипп стоял в Фульде, и все пять суток крестьяне во рву не получали ни воды, ни пищи. Туда швыряли отбросы из кухни. Ландграф любил смотреть, как из-за них ссорились.

А в это время восстание, начавшееся и в Тюрингии, распространялось все шире и шире. Филиппа очень волновали успехи франконцев. Но он был убежден, что надо идти в Тюрингию. Здесь нет еще таких многотысячных отрядов, как в других местах, но во главе восстания стоят люди, которые стремятся к перевороту.

Он решил, невзирая на опасность, грозящую собственным владениям, направиться в Тюрингию. Какое безумное благородство! Стареющие дамы восторженно приветствовали юного ландграфа. Слава богу, в этот век расчетливости и торгашества не перевелись еще среди немецкой знати настоящие рыцари!

Филипп усмехался. За кажущимся безрассудством и чрезмерным рыцарским пылом скрывался холодный расчет. Он был прозорливей, чем его умудренные опытом советники. Со всех сторон ландграфа пугали драконом великого возмущения, его лапами, которые тянулись к Гессену. Он лучше других видел опасность, и поэтому хотел поразить дракона непокорности в самое сердце — изловить и обезвредить Томаса Мюнцера.

Особой вины Пфейфер за собой не чувствует. Да, он взял часть монастырских вещей, но это его доля, его законная доля. Кому, как не ему, вкушать плоды победы. Он начал войну с монахами, когда Мюнцера здесь не было и в помине. Он нанес старому магистрату самые тяжелые удары. Если бы не он, Пфейфер, Томасу никогда бы не вернуться в Мюльхаузен. Он по праву взял свое, потому что настоял идти на монастыри, а не бежать навстречу рудокопам. Послушались бы Мюнцера — сидели бы все сейчас впроголодь под Франкенхаузеном.

Томас меняется в лице. Пфейфер еще оправдывает такое злодейство! А ведь он не просто украл у общины ее достояние, он пренебрег общей пользой ради низкой своей корысти. Пфейфер говорит о каком-то своем праве, а сам поостерегся хранить украденное в собственном доме и запрятал его к старой тетке. Он предал великое дело за парчовые покрывала да золотые чаши. И он должен быть за это наказан!

Мюнцер говорит Пфейферу, что будет всеми силами добиваться суровейшего наказания отступников. Да, ему давно пора в поход. Восемь драгоценных дней потеряны из-за эйхсфельдской затеи. Но он не может покинуть Мюльхаузена, пока дело не решено. Ведь это не просто хищение — это злейшая измена. И так уже прежние советники ехидно хихикают по углам: басни, мол, о царствии божьем на земле, когда все станет общим, только для того и нужны, чтобы ловкие плуты могли бы легче прибирать к рукам чужое добро! И что же выходит: Пфейфер, который годами обличал жадность папистов и кричал о равенстве, при первой возможности грабит общину. Ради чего же они борются — чтобы вместо монахов и рыцарей самим вырядиться в бархат и шелк, потягивать старое винцо и обжираться каплунами? Может, они еще возьмут и поповых наложниц, которые остались теперь без покровителей и кормильцев?

Томас требует от Вечного совета, чтобы разобрали дело Пфейфера и всех, кто постыдно нарушает клятвы. Сатана, пишет Мюнцер, орудует вовсю, он любыми путями стремится причинить вред общей пользе. Крайне необходимо сегодня же на сходке допросить всех, по чьей вине город терпит огромный ущерб. Если они не покаются в своем злодействе, то отряд должен их сурово наказать. Когда Иуда разоблачен, он уже не опасен! Мюнцер настаивает, чтобы общину собрали немедленно. С этим надо покончить еще до выступления в поход!

Его обращение повисает в воздухе. Вечный совет не торопится. Томасу не понятна такая медлительность. Неужели и впрямь не клевета слухи о том, что Пфейфер вовремя поделился добычей кое с кем из советников?

Он застрял в Мюльхаузене, а к нему со всех сторон летят письма. Его просят о помощи, быстрой, значительной. В него верят. Его ждут. Отовсюду — призывы прислать подкрепления, жалобы на нехватку оружия, на трудности, на измену. В надежде поживиться чужим добром к восставшим присоединяются разные проходимцы. С них надо не спускать глаз! Какой-то мошенник в Зондерсхаузене, ссылаясь на приказы, будто бы полученные от Мюнцера, стал своевольничать и притеснять горожан. Томас тут же отвечает: мы таким корыстным злодеям не давали никаких приказов, поэтому немедля сажайте их под арест. Не щадите их, карайте со всей строгостью. Иначе Германия превратится в вертеп разбойников!