Тамерлан - Книга побед. Чудеса судьбы истории Тимура

Слова эти распространились в народе.

Когда дошла до Бодентая и Болектая весть о смерти старшего брата, пришли они из Калмыцкой земли к вдове Алангу и нашли ее горем убитой. Сели они на лучших коней умершего брата и поехали охотиться на гору Байыртау; они стали там охотиться на сайгаков [203], одного живым поймали и домой поехали.

В это время им навстречу из лесу толпа народа валит…

– Что вы за народ и откуда? – спросили братья народ.

– Мы из города китайцев и три месяца уж, как мы бежим. Мы голодны – смилуйтесь над нами, дайте нам этого сайгачонка!..

– Зачем же вы бежали от своих ханов? – спросили братья народ.

– Ханы наши плохи стали, мы не стерпели и от них убежали, – ответила толпа.

– Не дадим вам целого сайгака – везем мы его, чтобы развлечь Алангу – нашего умершего брата вдову, – сказали охотники.

– Ну так возьмите у нас одного мальчишку, а сайгака отдайте нам, – закричал народ в ответ братьям.

Охотники отдали толпе одну лишь заднюю ногу сайгачонка и получили взамен мальчишку.

Братья решили:

– Он будет хорошим развлечением для вдовы.

Мальчишку назвали Бален, а по отцу он – Манкгытай-Дульджа.

Вот каким образом сын бия, Бален, был продан голодными за одну ногу сайгака…

Возвратились братья домой, мальчика вручили вдове, узнала она, что мальчик знатного рода, и стала думать, как получше его воспитать.

А братья Бодентай и Болектай домой стали проситься – к своим калмыкам.

Вдова Алангу говорит им:

– Побудьте еще несколько дней со мной; три моих сына меня не уважают, своевольничают, то и дело людей обижают. Наставьте их на добрый путь-истину.

Голод был постоянным бичом средневековья как на Востоке, так и на Западе, показателем экономической неорганизованности той эпохи. Случаи продажи детей в рабство – самое заурядное явление; продают знатного мальчика из простого расчета, что родовитость дороже ценится на рабском рынке.

Миграции – постоянное явление эпохи средневековья, когда все текло и двигалось вследствие экономических невзгод, лютых соседей, жестоких правителей, прикрывающихся поисками праведной земли, распространением правой веры среди неверных, отвоеванием священных земель.

Отвечали на это два брата, Бодентай и Болектай:

– Ах, сноха ты наша дорогая!

Вот наставления нашим племяшам:

…Бодентай и Болектай уехали домой – к калмыкам. Племянники не послушались их: по-прежнему матери не почитали, совести не имели, старших не уважали, самовольничали, у богатых отбирали лучших верблюдов, иноходцев, аргамаков, у знатных отбирали дочерей [206]. Народ стал волноваться и пришел жаловаться к их матери-вдове.

– У нас остались только кости да кожа [207], не можем дольше терпеть.

– Они и моих слов не слушают, умерший Дуюн-Баян говорил, что они разорят народ, но родится еще сын, который и будет управлять вами, – ответила мать.

Народ возрадовался от этих слов. Быстро весть пробежала, и все с нетерпением стали поджидать новорожденного.

Три старших сына Дуюн-Баяна услышали, что говорят в народе, и в гневе пришли к матери:

– Мы слышали твои лживые слова.

– Ах вы, злые люди, почему называете слова мои лживыми? – закричала мать.

– Как не называть их лживыми, раз ты говоришь, что у тебя сын родится, народ обманываешь, а нас за детей не считаешь? От кого родится у тебя ребенок – не от воды ли, которую пьешь?! Уж не курица ли ты, которая в золе поваляется и несет яйца без петуха? Не мать ли ты Куа, которая покушала пены и оттого дитя носить стала? Твой муж умер несколько лет назад, а ты народ обманываешь своим ребенком. От кого? Не от мальчика ли Балена, купленного за заднюю ножку сайгачонка? – допрашивали Алангу сыновья.

Алангу стала спрашивать народ:

– Чьи это слова – народа или их (сыновей ее)?

Народ в один голос закричал с гневом:

– Это – слова твоих детей!

Алангу прибавила:

– Пожалуй, вы тоже мне не верите; приставьте-ка лучше стражу ко мне из трех; Дуюн-Баян предсказал, что перед родами сначала появится светило, которое потом обратится в волка и уйдет.

Народ ничего не ответил, а тайком от Алангу приставил к ней для наблюдения трех стражей: Ишака, Еря и Одаша.

Стали они сторожить. Вот однажды с неба сошел свет; со страху они без чувств попадали, а когда немного погодя в себя пришли, стали спрашивать друг у друга:

– Куда девался этот свет?

Никто не знал.

– Будем сторожить внимательнее: должен он выйти волком.

Вот, скоро ли, долго ли, вышел наружу серый волк величиною с лошадь, посмотрел назад и ушел в лес. Стражи хорошо видели серого волка и сказали сыновьям Алангу:

– Теперь сбудется все, что она предсказала.

Алангу никто уже не беспокоил.

Через некоторое время она родила сына. У него был золотой клочок волос на макушке, а на спине печать Джабраила [208]; лицом он был так красив, так пригож, что всякий, кто раз его увидит, оторваться не может, готов все ему принести (в подарок) – и коня и одежду [209].

Вот так и начал расти Чингис. Быстро он возмужал. Был он справедливым к народу, полезным во всем для него. Народ во всем его слушался, восхвалял его, называл лучшим сыном хана Дуюн-Баяна.