Дмитрий Быстролётов - Пир бессмертных: Книги о жестоком, трудном и великолепном времени. Цепи и нити. Том V

— Но как найти его в горах?

— Поезжайте вместе с администратором экспедиции, графом де Рюга. Граф сейчас в крепости и собирается через два-три дня отправиться в горы. Диула! — крикнул лейтенант сенегальцу. — Пригласи мсье де Рюга! Я вас познакомлю.

— А это что за человек?

— Малоприятный, но интересный. Много путешествовал. Бывший офицер. У себя на родине он принимал участие в гражданской войне.

— На какой родине? Он не француз?

— Граф Лоренцо — русский.

Лоренцо — Лаврентий. Ах, так…

— Лоренцо Дамиано де Рюга? — спросил я.

— Вы раньше слышали это имя?

— В пути. От мсье Бонелли.

— Кто это?

Я объяснил.

— Да… да… вспоминаю. Ну этот Бонелли вряд ли знает графа хорошо — мсье де Рюга малодоступен для знакомств, совсем в традициях русских аристократов. Да вот и он сам.

В конце двора показалась долговязая фигура: набекрень парусиновая шляпа, защитная рубаха с засученными рукавами, короткие трусики и парусиновые туфли. Выцветшее платье подчеркивало темный загар тощих и длинных рук и ног, нелепо болтавшихся на ходу. «Донкихот в тропиках» — определил я.

Лейтенант знакомит нас, мы усаживаемся, вернее, ложимся в шезлонги на веранде. Опять появляется бесшумный сенегалец с бутылкой и стаканами, но на этот раз коньяку воздает должное один граф: отставив мизинчик, он весьма изящно берет тремя пальцами налитый доверху стаканчик и опрокидывает его в круглый рот — без глотка коньяк льется в графский желудок, как в бездонный кувшин. Лионель с отвращением глядит в небо, я рассказываю сущность моего дела. Мсье де Рюга в восторге. Посмотреть Хоггар? Великолепная идея! Профессор Балли и он к моим услугам! Когда мы выезжаем? Только через два-три дня. Однако это к лучшему — начинаются лунные ночи, мы отправимся вечером, утром будем у цели. Я увижу незабываемое зрелище — луну над Хоггаром! Я буду помнить его всю жизнь, да, да — всю жизнь! А сегодняшний дуар не стоит того, чтобы на него тратить время. Тем более что в горах меня ждет сюрприз. Да, да — приятный сюрприз: база экспедиции находится рядом со становищем одной замечательной девушки…

Лейтенант, искоса поглядывая на графа и пощипывая едва заметные усики, вставляет:

— Настолько замечательной, что экспедиции уважаемого графа суждено, очевидно, пребывать только рядом с ее шатром. Граф вспыхнул.

— Девушка стоит того, чтобы вы поспешили ради нее в горы, — с любезной улыбкой он оборачивается ко мне, даже не взглянув на офицера. — Я называю ее тем именем, которым она величает нашего уважаемого лейтенанта.

— А именно?

Словесная дуэль меня заинтересовала: образ незнакомой мне девушки становился все ярче и определеннее.

— «Цветок пустыни», — с ядовитой насмешкой декламирует де Рюга.

Теперь краснеет Лионель, он бормочет.

— Местный обычай… Хозяева поют в честь гостя приветственную песнь…

Глаза графа злобно блестят. Это были странные глаза на странном лице. Теперь Лаврентий Демьяныч уже не казался мне Донкихотом. Он им был и еще… я посмотрел на помятое, истасканное лицо, и еще немножко мелодраматическим актером… провинциальным Несчастливцевым в роли графа, и еще… немножко Мармеладовым, не успевшим пропить деньги экспедиции, и еще, еще… Что еще-то? Разве Грушницким, ставшим археологом? Я напряженно всматривался в такое, по своему выражению, сложное лицо, и что-то главное, самое главное ускользало от определения… Где я видел такие же лица? На кого он похож?!

Услужливая память развернула передо мной бесконечную портретную галерею лиц, виденных мной на пространстве от Урала до Кордельеров и от Шпицбергена до Сахары. Я слушал болтовню графа и напряженно всматривался в проходившие предо мной призраки… Где я видел такие лица — слабые и наглые, неуверенные и дерзкие… Таких людей с манерами больших господ и одновременно создававших впечатление, что если хорошенько топнуть ногой — они вытянут руки по швам? Не то, не то… Глаза — вот главное, вот ключ!

Водянистые глаза были мертвы, если не считать порочного и злого выражения, временами оживлявшего их тяжелый взгляд. Это были глаза человека, много раз смотревшего на свою смерть и стоявшего с оружием над еще теплым трупом. Нужно убить, много раз убить — и тогда глаза человека станут такими… И вдруг кавалькада призраков остановилась: вот они, вот они, эти лица! Балалаечники и танцоры, официанты и сутенеры из бывших русских поручиков контрразведок — облезлые, жалкие, с поджатыми хвостами, но недобитые — и потому волки, все еще волки! «Нет, — думал я, с любезной улыбкой слушая графа, — ты — не Донкихот, ты — побитый и ободранный волк! И с тобой надо быть поосторожней!»

И пока Лаврентий Демьяныч, видимо, выполняя вчерашнее задание, на все лады расписывал красоту Тэллюа, а

Лионель, отвернувшись, делал вид, что дремлет, я слушал и обдумывал. «Он не похож на графа… Де Рюга? Не помню такой французской или итальянской фамилии… но она могла быть. Ведь был же, например, де Рибас, строитель Одессы; его именем там названа главная улица, и сам я долго считал, что Дерибасовская произведена от семейной фамилии какого-то хохла Дерибаса. Дерибас… Дери-бас… де Рибас… де Рюга… Де-рюга… Дерюга… Дерюга? Ну, да — Дерюга! Лаврентий Демьяныч Дерюга! Лоренцо Дамиана де Рюга — это остроумный перевод и маленькая фальшь в транскрипции в придачу к липовому титулу: кто не встречал в судейских хрониках Парижа или Берлина фон Огурцовых и де Башмачкиных. Сомнений нет: эврика! Дерюга, и все!» — я не удержался и рассмеялся.

— Вижу, вы довольны находкой Тэллюа, — Дерюга поднялся и протянул мне руку.

— Нужно быть довольным всякой находкой, дорогой граф! Особенно, когда делаешь ее в пустыне!

После обеда я пошел было отдохнуть, но вдруг вспомнил слова Лионеля о дуаре. Подумал, вздохнул и поплелся искать капрала. В самом деле, Сахара — это мертвое царство солнца и жары, какой смысл смотреть ее вечером? Не уподобляться же мне Лейфу, который поставил памятник своей глупости, назвав заполярную и ледяную страну Гренландией, то есть зеленой, только потому, что он попал туда в дни коротенького арктического лета…

— Простите, мсье, — остановился вдруг капрал, когда мы уже направились к воротам. — Нам нужно захватить еще одного спутника.

Он рысцой побежал к офицерскому домику и вернулся с вертлявой белой собачкой.

— Это — Коко, любимец господина младшего лейтенанта де Рэоля. Мсье де Рэоль желает, чтобы Коко водили иногда за стены прогуляться.

В руке у капрала болтались на шелковых ленточках щегольские ботиночки для грудного младенца — пара красных и пара желтых. Саид присел, пыхтя и обливаясь потом, стал надевать на собачьи лапки обувь.

— Зачем? Ведь будет тяжело идти!