Дмитрий Быстролётов - Пир бессмертных: Книги о жестоком, трудном и великолепном времени. Цепи и нити. Том V

Мы осторожно вошли в пещеру. Я чиркнул зажигалкой. Со стен взглянули на нас полустертые следы древней росписи: жирные быки и буйволы… причудливо одетые дамы… голый мужчина танцует в маске… роскошный царь в окружении бородатых придворных… боевая колесница и тройка яростных коней… Да, все это было. Тысячи лет тому назад. Загадочная сказка о прошлом.

Мы вышли и от ослепительного света зажмурили глаза, а когда открыли, то увидели настоящее. Прямо перед скрижалью с таинственной надписью на уровне глаз торчали бесчисленные гемиры, вдали здесь и там возвышались ред-жэмы, серые и черные груды раскаленных скал; по горизонту маячили фиолетовые остроконечные горы, слегка и волнообразно колеблющиеся в раскаленном воздухе. Внизу под нами начинались уэды — извилистые высохшие русла, пепельно-серые и почти белые, усыпанные темными пятнами — деревцами, кустиками, пучками травы. Это был бы пейзаж серой смерти, но страна эта не была умершей, потому что в этих узких ущельях действительно жили люди: внизу совсем невдалеке от нас блестел голубым стеклышком агельмам — сахарское болотце — метров в сто длиной, из него вытекал короткий сахарский ручеек — тегерт. Через несколько сот метров он исчезал в песке, а выше болотца виднелся ану — колодец. Вот она, вода — источник жизни! По берегам болотца и ручейка шатры и навесы туарегов, мазанки, квадратные загоны для скота — зарибы, желтые полосочки заслонов от ветра и солнца — оссаборов, и беспорядочные разноцветные кляксы и черточки — шалаши рабов: даже сверху видно, как треплется на ветру их жалкое рванье. Черные и белые фигурки снуют взад и вперед, между ними копошатся, как протозоа под микроскопом, тоненькие запятые — голые дети. Да, конечно, это — живая жизнь, но она — только что-то среднее между мертвой жизнью там, на рисунках в пещере, и полумертвой у стен крепости.

Еще раз я оглянулся на пещеру, эти странные врата в иной, исчезнувший мир, потом махнул рукой, и мы, как два краба, боком быстро поползли вниз.

На перекрестке дорог сидит молодой харатин в драном халате и с пестрой повязкой на курчавой голове. У его босых ног ржавая банка из-под консервов. Настроение хорошее, видеть нищих не хочется, проходя мимо, я бросаю в банку монетку. Парень вытаскивает ее, кладет за щеку и быстро протягивает мне банку. Уже уходя, бросаю в нее вторую монету. Оборванец делает удивленный жест, молниеносно прячет деньги за другую щеку и снова тянется ко мне с банкой. Положение начинает казаться забавным. Бросаю третью монетку. Парень сует и ее в рот, ставит банку у моих ног, всплескивает руками и низко кланяется.

— Ну, Саид, крепкие же нервы у здешних нищих, усмехаюсь я.

Но Саид только смеется в ответ:

— Да это не нищий. Это серьезный продавец, он продает банку. Парень больше вашего удивлен!

Недоразумение выясняется. Зрители довольны. Продавец снова усаживается на землю. Банка ему не нужна. Он решил выменять ее на две горсти проса. Теперь все интересуются его товаром, я сделал ему хорошую рекламу, и банка ходит по рукам. На ней я вижу надпись швейцарской фирмы, мне делается грустно: наша цивилизация упорно расползается вширь, лезет во все щели и проникает в самые далекие уголки. Оазис в крепости уже в ее лапах, но она ищет все новые жертвы. Вот здесь, в горах Хоггара, уже заметны первые грозные признаки ее приближения. Дерюга и банка — это только начало. Своими глазами я видел, что Страны Страха и Серой Смерти здесь пятьдесят лет тому назад не существовало. В самом сердце Сахары сохранились островки яркой и самобытной культуры, и далеко не примитивной, сохранилась независимость, потому и жизнь: последняя жизнь через последнюю независимость. Лионель сказал, что в Сахаре есть нефть. Может быть… Тем хуже! Эти богатства окажутся причиной окончательного разорения и гибели настоящих владельцев этой земли: исчезнут гордые воины и очаровательные поэтессы, пестрые амфоры и мерно покачивающиеся караваны… Все здоровое и честное будет беспощадно вытоптано кованым сапогом: появятся белые машины, люди в шлемах и синих очках, пышно расцветет наш образ жизни, такой мерзкий и безжалостный. Белая чума ползет по Сахаре…

Я задумываюсь. Да, Лаврентий и банка… Проходимец отравил первое впечатление от встречи с Тэллюа. И вдруг все отодвигается куда-то, становится ненужным и пустым. Тэллюа…

Даже не закрывая глаз, вижу перед собой темный фон неосвещенного шатра и на нем яркое пятно пестрых тканей, оно блестит, как эмаль, — прекрасная оправа для живой драгоценности. Как хороша была девушка в двух халатах — желтом и голубом, как нежно отливало ее смуглое тело холодными и горячими бликами! Напрасно старался я вспомнить черты ее лица — осталось лишь впечатление чего-то яркого, переливчатого и совсем не обыкновенного.

В детстве, когда я увлекался собиранием коллекции насекомых, отец подарил мне большую коробку, устланную изнутри черно-фиолетовым бархатом. В коробке была приколота одна большая бабочка чудесной, дивной красоты. Прошли годы, я не помню теперь ни форму, ни рисунка, ни даже расцветки ее крыльев, но волшебные переливы ярких и чистых красок остались в моей памяти неизгладимо и как живые. И вот теперь — все совершенно тоже…

Так пусть Тэллюа останется для меня лишь сказочным воспоминанием!

Размышляя, я поднимался к верхней площадке и пришел в себя, когда услышал тихое ржание Антара: белый скакун уже насторожил уши.

У входа в палатку Тэллюа меня ждал сухой старичок с большими серьгами в ушах — ювелир. Оглянувшись по сторонам и убедившись, что мы одни, он вынимает из-за пазухи белый шелковый платок, разворачивает его края и протягивает золотую заколку для волос, скорее брошь, с ажурным украшением из тончайшей витой проволоки, похожую на цветок. Бесспорно высокое качество работы и своеобразие рисунка.

Ювелир быстро-быстро что-то говорит, указывая на шатер и повторяя имя его хозяйки:

— Тэллюа!

Он сладко улыбается и прикладывает заколку к лысине. Искушение велико. Я вспоминаю смуглую девушку с ярко накрашенным алым ртом. И вынимаю кошелек.

Втроем мы стоим перед шатром.

— Нет, позвольте, — горячится Дерюга, — вопрос нужно решить сейчас: пригласить или нет? Экспедиции он нужен, и мне хотелось бы сделать ему приятное!

— Кто этот Олоарт? — спрашиваю я невинно.

— Туарегский вождь, главарь стоящего здесь сильного отряда. Мне нужно привлечь его симпатии: в любой момент мы можем при раскопках найти большие ценности, и тогда доброе отношение этого разбойника окажется совершенно необходимым. Что вы скажете, мсье лейтенант?

— Мне все равно, пусть решит наш гость.

— А для меня все туземцы интересны, — отвечаю я, — нечасто приходится обедать с туарегскими князьями-разбой-никами. Давайте его сюда!