Петр Козлов - Тибет и далай-лама. Мертвый город Хара-Хото

Утром двадцать второго мая 1909 г., в день прихода экспедиции в Хара-Хото, в четырех-пяти верстах восточнее развалин этого города, в долине с песчаными буграми препараторами был пойман очень интересный маленький тушканчик. Прекрасно сохранившийся в крепком спирту, этот «зверек» при исследовании специалистами оказался новым родом Salpingotus Kozlovi gen. et spec. nov [336][карликовый тушканчик].

Новое посещение Мертвого города. – Бивак экспедиции. – Планомерное ведение раскопок. – Заметки о погоде. – Удручающе мертвенная обстановка. – Потайное молитвенное помещение. – Открытие «знаменитого» субургана; его ценнейшее содержание: книги, образа, статуи, статуэтки и многое другое. – Дальнейшая участь археологических сокровищ экспедиции. – Памятники монгольской письменности. – Отрывок персидской рукописи книги «Семи мудрецов». – С. Ф. Ольденбург: «Материалы по буддийской иконографии Хара-Хото».

Весь пустынный путь от Дын-юань-ина до Хара-Хото, всего пятьсот пятьдесят верст, экспедиция осилила в девятнадцать дней, нигде не останавливаясь на дневку и нигде не отдыхая.

На этот раз наш бивак устроился не в центре исторических стен города, как прежде, а несколько ближе к его северо-западному углу, подле развалин большой фанзы. Во время нашего отсутствия никто моего детища не навещал: развалины были в том же положении, в каком мы их оставили [337]. Нетронутыми оказались и те предметы, извлеченные нами из-под обломков и мусора, которые мы оставили как лишние.

Рассчитывая провести за раскопками около месяца, я возобновил приятельские отношения с торгоут-бэйлэ, по-прежнему жившим на Эцзин-голе в двадцати с лишком верстах от Хара-Хото, заручился его содействием по найму рабочих-землекопов, а также подрядил торгоутов ежедневно доставлять нам с Эцзин-гола воду и баранов. Повышенная физическая деятельность, увеличение количества ртов в два-три раза требовали того и другого весьма много.

Мертвый город ожил: задвигались люди, застучали инструменты, по воздуху полетела пыль. Ежедневно в полдень к нам приходил караван из ослов с водой и продовольствием с долины Эцзин-гола и привозил нам новости. Порою проведывал нас кто-либо из чиновников торгоут-бэйлэского управления, чтобы в свою очередь знать, как поживают на развалинах русские.

Хотелось и о себе дать знать что-нибудь близким и далеким друзьям и общественным учреждениям. Из Хара-Хото я решил отправить последнюю большую почту с отчетом в Географическое общество и частными письмами в Ургу и Россию.

Не только мои спутники, но и туземные рабочие вскоре прониклись интересом к раскопкам. Мы только и говорили, что о Хара-Хото: вечером – о том, что найдено в течение истекшего дня, утром – что можем найти. По-прежнему мы просыпались с зарей и в сравнительной прохладе вели свои работы; днем отдыхали, а то и пуще – томились от изнурительного жара, так как в тени воздух нагревался до 37°С с лишком, а земная поверхность накалялась солнцем свыше 60°С.

Особенно страдал от духоты мой и без того слабый здоровьем фельдфебель Иванов, который после несчастного случая – тяжкого падения с верблюда – чувствовал себя все время очень неважно и даже внушал серьезные опасения за его жизнь. Пыль и песок, поднимаемые горячим ветром, положительно изнуряли всех.

За все почти месячное время пребывания наше на развалинах пустынного города прошел только один раз сильный дождь, хорошо смочивший землю и встряхнувший застоявшийся воздух оглушительными ударами грома. Маленькие дожди перепадали изредка, им обыкновенно предшествовала северо-западная или юго-западная буря, приносившая вместе с несколькими каплями влаги желтые облака пыли, из-за которых темно-синие дождевые тучи казались грязно-серого цвета. Приближение такого урагана всегда заметно издали по грозному облаку, несущемуся с далекого горизонта и сокрушающему все на своем пути. Сначала по пустыне пробегает вихрь, потом мощным порывом ветра срывается с земли верхний слой почвы и начинает кружиться в воздухе. Юрга пригибается к земле, ее решетчатый остов хрустит, словно кости живого существа, а палатка, надувшаяся, как парус, стремится улететь в пространство; обычно собравшиеся на биваке монголы издают неистовые вопли, теряющиеся в шуме бури, и, вцепившись, что называется, руками и ногами в полотно своего жилища, стремятся спасти его от нападения бога ветра. Это, конечно, удается далеко не всегда.

После такого бурного состояния атмосферы дали быстро проясняются, температура несколько понижается, и странники могут спокойно заняться уборкой своих помещений. Всюду пыль и песок; ни к чему нельзя притронуться, чтобы не запачкать потрескавшиеся от зноя руки. До того времени влажная от испарины одежда просыхает и покрывается твердой коркой соли и мелких частиц песка. Чувствуешь себя усталым и разбитым. Серая безжизненная окрестность усиливает неприятное тяжелое впечатление.

Я всегда радовался при появлении на нашем биваке двух черноухих коршунов (Milvus melanotis), подбиравших отбросы. Эти птицы со всеми нами скоро освоились и смело усаживались в нашем близком соседстве, чуть не выпрашивая подачек. К этому приучили их мои спутники, бросавшие птицам в воздух куски мяса, которые коршуны искусно схватывали. Не любила птиц и постоянно ссорилась с ними наша экспедиционная собака Лянга, – неизменная спутница и друг каравана почти всего нашего путешествия. Эти живые существа – птицы и собака – только и оживляли, только и развлекали наше монотонное житье в Хара-Хото, в особенности в течение первой недели, когда результат раскопок был только непосредственно при большой затрате физического труда.

Сами раскопки производились по заранее составленному плану: монгольская партия рабочих под присмотром моего спутника-бурята систематически исследовала развалины фанз на протяжении немногих улиц Хара-Хото, а иногда пыталась рыть глубокие колодцы в указанных мною местах, русская же партия, помимо раскопок внутри города, производила изыскания и вне харахотоских стен, в близком и далеком расстояниях.

Как прежде, так и теперь попадались предметы домашнего обихода, предметы скромной роскоши, культа, а также письмена, бумаги, металлические и бумажные денежные знаки и пр [338]. Ассигнации мы нашли в развалинах торгового помещения.

Идешь, бывало, медленно по тихим вымершим улицам и смотришь в землю, покрытую мелкой галькой точно узорчатым полом. В глазах пестрит и все сливается в одну серую массу; поднимешь глаза вверх, окинешь взглядом окрестность и вновь идешь, медленно переставляя ноги; вот блеснул интересный черепок, вот бусинка, вот монета, а там дальше – что-то зеленое, какой-то нефритовый предмет. Осторожно откапываешь руками находку и долго любуешься ее оригинальными гранями и странной незнакомой формой. Всякая новая вещица, появившаяся на свет из песчаных недр, вызывает в человеке необыкновенную радость и возбуждает у прочих спутников желание вести раскопки особенно интенсивно.